Халва - Олег Лаврентьев

Об этом Еджик не мог ему рассказать, это была только их с Найдой тайна. Он вспомнил, как раскрылись глаза девочки, когда она узнала, что он уезжает. – Уезжаешь? Надолго?

– Не знаю.

– На неделю, на месяц?

– Наверное, дольше.

– Тогда… тогда я буду писать тебе, часто-часто… – словно наяву услышал он тихий шепот.

Помимо воли в глазах защипало. Еджик крепко стиснул зубы:

– Давай останемся, папа.

В ответ отец крепко прижал его к груди и несколько секунд не отпускал. Это он хорошо сделал, такое лучше всяких слов действует. Вообще они с отцом прекрасно понимали друг друга, возможно потому, что матери у них не было.

Она ехала на работу в автобусе и попала в аварию. Еджик ее почти не помнил, ему тогда семь лет было. Всю его жизнь рядом был отец, и только отец. С раннего утра и до вечера отец был на работе. Еджик вставал, а дома было пусто. Он завтракал, уходил в школу, учился, возвращался, гулял, а отца все не было. Он появлялся с первыми звездами. Мылся, садился за стол. Они ужинали, рассказывали друг другу, как прошел день. В выходные они часто бродили по парку или ехали к Крестам. Кресты – это семья Найды. Так было долго, Еджик даже думал, что так будет всегда. И его такая жизнь устраивала.

В первый раз жизнь круто поменялась, когда они переехали жить в другой район. Место Еджику не понравилось. Теперь, чтобы съездить к Крестам, нужно было час трястись в трамвае. В старом месте был парк, а улицы были чистыми. Здесь парка не было, а на улицах валялись окурки и пачки от сигарет. А главное, люди оказались хуже. На старом месте отец никогда не ругался с соседями, а здесь ругался. Причем они всегда первые начинали, эти некрасивые бабки и женщины. Они часто и долго звонили дверь и уже с порога начинали зло кричать. Ребята же были сколочены в дворовые банды и занимались в основном тем, что ходили драться с такими же бандами из соседних дворов.

Поэтому, когда отец сказал, что они уезжают, Еджик сначала обрадовался. Пускай даже не в старый район, но в любом другом, наверняка, будет не хуже. Но когда он узнал, что они едут к отцу на родину, внутри у Еджика все оборвалось.

Он знал, что отец наполовину алпат. Что давным-давно он приехал из родных мест в город, встретил маму, они поженились. Но по отцу никто не скажет, что он алпат. В школе Еджик прочитал, что алпаты – народ, занимающийся сельским хозяйством: скотоводство, охота, рыболовство. И был рисунок смуглого человека в меховой шапке с узкими глазами и морщинистым лицом. Но у отца глаза нормальные, и вообще, зачем им ехать в этот поселок с корявым названием Алай?

Два месяца назад отец ездил на похороны своей матери. Еджик ее никогда не видел, просто знал, что у него есть бабушка. И вот она умерла. Отец не взял сына с собой, Еджик тогда несколько дней у Крестов жил. У дяди Катона Креста, отца Найды. Он тоже алпат, вот у него и глаза, и скулы как у алпата. Вернулся отец задумчивый, грустный. Все время о чем-то думал и вот надумал.

– Тяжело нам здесь на мою зарплату прожить, – пояснил отец Еджику. – Пока ты еще в школу ходишь, хватает, а когда учиться пойдешь?

– Я буду, как и ты, шофером, – ответил Еджик.

– Чтобы стать шофером тоже нужно год учиться.

– Ты же научил меня? – удивился Еджик.

Он правда удивился, отец научил его хорошо водить. Отец засмеялся и пояснил – уметь мало, нужно получить диплом, который дает право водить машину.

– А как же получил ты? Где взял денег?

Глаза у отца стали грустными.

– Для того чтобы я смог учиться, твоя бабушка Улашан продала восемнадцать овец и одного барана.

– Это много?

– Это очень много, сынок, это все, что они с отцом накопили за свою жизнь. А теперь овец у нас нет, продавать нечего.

– Так что, мы там будем разводить овец?

– Нет, я буду по-прежнему водить машину, а ты ходить в школу.

– Там что, шоферу больше платят?

– Нет, там люди меньше тратят.

И вот они едут в поезде. Трясется деревянный вагон, стучат колеса. Еджик смотрит в окно, сердце его сжимается от грусти. Все можно пережить, если бы не разлука с Найдой. Все у них получилось недавно, всего месяц назад. Они пошли смотреть старый город, и Найда захотела влезть на стену, а там оказалось высоко. Еджик стал подсаживать девочку и вдруг увидел, что глаза у нее голубые-голубые, бездонные-бездонные… Я буду писать тебе…

Они приехали рано утром. Выгрузили из вагона вещи и пошли вдоль станции. День был ясный, теплый. Солнце светило прямо в лицо, и Еджик шел прищурившись. Потом они повернули, и солнце уже светило сбоку. Еджик облегченно вздохнул, открыл глаза и стал смотреть на здания. Захолустье, конечно, дома маленькие, улицы мощенные камнем, но он ожидал увидеть здесь деревянные сараи и множество овец. И люди, что встречаются, обыкновенные, не алпаты…

– Вот здесь притормози, – сказал отец возле двухэтажного белого здания. – Да, оно, пошли.

Они вошли в здание. Оно оказалось большим. Правая половина, где они сейчас стояли, расширялась до полукруглого зала, а левая представляла собой коридор с деревянными дверями. Интересно, где мы, подумал Еджик, но в этот момент открылась дверь с надписью «Директор», и из кабинета вышел невысокий полный человек с узкими глазами. Алпат, сам не зная почему, внутренне напрягся Еджик. Человек скользнул рассеянным взглядом по ним с отцом, собираясь идти, и вдруг замер.

– Раздан, – обрадованно сказал он и подошел.

– Здравствуй, Ракан, – протянул руку отец.

– А это кто? – посмотрел вниз Ракан.

– Сын, Еджик.

– Здравствуй, – протянул руку директор. – Сила в руках есть?

Еджик смутился, но пожал как можно крепче.

– Молодец, вижу, есть сила, – похвалил директор. – Сколько ему?

– Пятнадцать.

– Орел! Я в четырнадцать работать пошел, в шестнадцать женился. Ладно, зайдешь ко мне?

– Зачем?

– И правда, зачем. Сейчас пойдешь вниз, оформишься у Кенжи. Машина тебя ждет, прямо на ней и поедешь. Жить будешь в Алае. Раз в месяц появишься здесь, запишешь показания счетчика, сделаешь профилактику, получишь зарплату и дальше катайся. Пора горячая, отдыхать будет некогда.

– Спасибо, Ракан.

– О чем говоришь, не чужие.

Еджик с отцом спустились вниз, где в маленьком кабинете сидела женщина средних лет с острым, словно топорик, лицом. Лицо было усталым, но голос у женщины был спокойный, деловитый. Она взглянула