Поколение Справедливости - Ив Престон

Мне приходится напомнить себе, что эти руки не принадлежат мне, что это не я сейчас судорожно копаюсь в аптечке, пытаясь найти перевязочный пакет, что на самом деле я сижу в своем кресле-каталке. Руки… мне нужны мои руки, в настоящий момент безвольно лежащие на коленях.

Это какой-то сбой в программе рендера. Альма, чью запись я смотрю, все никак не закончит обрабатывать рану, а громкость звука продолжает нарастать. Я больше не могу выносить его, я не дотерплю до конца записи, мне кажется, я уже сейчас готова потерять сознание, только бы не слышать…

Приходится приложить очень большое усилие, чтобы, продолжая чувствовать руки Альмы, как свои собственные, сосредоточиться на едва уловимом ощущении гладкой ткани пижамных штанов под пальцами. Кажется, будто у меня четыре руки – и все отказываются слушаться…

Наконец мне удается привести свои руки в движение.

– Не надо! – Громкий возглас прорывается сквозь писк за мгновение до того, как я выдергиваю наушники из ушей. Звук наконец-таки исчезает, и я с облегчением перевожу дыхание, снимая с себя визор.

«Малодушная. Она снова здесь», – успеваю подумать, прежде чем вспышка головной боли лишает меня возможности мыслить связно. Резко выдохнув, я откидываюсь на кресле, вцепляясь пальцами в подлокотники. Кажется, будто голова вот-вот взорвется. Приоткрыв на мгновение глаза, я почти сразу же закрываю их обратно, потому что меня начинает мутить так сильно, что становится страшно даже пошевелиться.

– Ты должна открыть глаза. – Голос малодушной слышится так, будто мои уши забиты ватой. – Открой глаза! – повторяет она уже настойчивее. – Ну, давай же!

Не хочу я ничего открывать, мне и так хорошо, я просто посижу здесь, вот так, совсем немножко, и мне станет легче… Головная боль постепенно отступает, мои мысли заволакиваются туманом, и меня начинает затягивать в дрему.

– ОТКРОЙ ГЛАЗА! – Гром этих слов разгоняет туман.

Открыв глаза, я вижу малодушную. Ее лицо, испуганное лицо девушки немногим старше меня, на всех двадцати девяти экранах «комнаты видеонаблюдения». Мгновение – и экраны гаснут, возвращаясь к привычной черноте. Видимо, чтобы докричаться до меня, малодушной пришлось усилить звук через встроенные в экраны динамики.

– Что ты наделала! – Голос малодушной дрожит. – Зачем ты вытащила наушники?! Сценарий же еще не закончился!

«Сценарий». Малодушной известно, что такое рендер, но сейчас меня беспокоит не это. Я замираю, прислушиваясь. Звук, заставивший меня покинуть рендер, все еще здесь, я все еще его слышу, хоть теперь он во много раз тише. Определив, откуда он идет, я подкатываюсь к компьютеру и отсоединяю планшет. На экране мигает напоминание о том, что через час начнется время посещений. Совершенно бесполезное напоминание – Константина сейчас нет на уровне.

– Это из-за напоминания, – зачем-то поясняю я малодушной. – Звуковой сигнал от посторонней программы испортил воспроизведение сценария…

– На пол, – вдруг говорит малодушная, перебивая меня. – Сейчас же.

– Что, прости? – переспрашиваю я, не уверенная, что правильно расслышала.

– У тебя осталось около трех минут. – Малодушная заметно нервничает. – Тебя же сейчас накроет откатом! – отчаянно восклицает она.

Я застываю. Как я могла забыть об откате?!

Правило пользования рендером номер один – оно даже напечатано на обратной стороне чехла для рендер-набора: «Не вытаскивать наушники до завершения сценария». Сценарий завершается, постепенно уменьшая воздействие рендера и снижая нагрузку на мозг, я же предпочла выпрыгнуть из машины на полном ходу, не дожидаясь, пока она затормозит, и совсем скоро мне предстоит ощутить последствия.

– С минуты на минуту у тебя начнется припадок, – быстро говорит девушка. – Сильный припадок. Если останешься в своем кресле, то можешь упасть и пораниться, поэтому будет безопаснее сразу перебраться на пол. Сможешь это сделать? – с тревогой спрашивает она.

Я киваю. На моих ногах до сих пор защитные сапоги, поэтому можно ненадолго перенести вес на ноги. Перебираюсь на пол неуклюже, но достаточно быстро. Нельзя терять ни секунды – откат уже совсем близко.

– Снимай рубашку. Ее нужно подложить под голову, – звучит уже как приказ. Я выполняю и это, постепенно вспоминая инструкции, которые нам давали на лекциях по технике безопасности. Уверенность в командах малодушной действует на меня успокаивающе. – А теперь ложись на бок.

«Откат похож на цунами», – вспоминаю я слова Солары. «Сначала будет больно, затем боль ненадолго исчезнет, чтобы минут через пять-шесть вернуться гигантской волной. Так мозг и нервная система мстят за неделикатное обращение».

– А теперь одновременно нажми обе боковых кнопки на своем браслете, чтобы он отображал пульс. Поверни руку к камере на потолке, чтобы я видела показания.

Я поступаю так, как говорит малодушная. Я знаю, зачем она просит об этом. Мне нужно успокоиться, замедлить сердцебиение, выровнять дыхание – от этого зависит, как сильно пройдется по мне откат. Вот только совершенно не вовремя я вспоминаю о том, что откат может убить, и это никак не способствует спокойствию. Мне становится по-настоящему страшно за свою жизнь.

– Постарайся расслабиться. – Эта просьба вырывает из меня нервный смешок. Расслабишься тут, как же. – Спрячься. Отыщи в своей памяти место, в котором ты чувствуешь себя в безопасности.

У меня есть такое место – оранжерея. Оранжерея в период весеннего цветения, наполненная запахами цветов… Но у меня никак не получается вернуться туда, я слишком долго не обращалась к этому воспоминанию, и оно успело утратить детали.

Давай же, Арника, сосредоточься. Ты же не собираешься умереть сегодня?

– Тогда пойдем другим путем. – Голос малодушной безмятежно спокоен. – Человек. Кто-то, кто заботится о тебе. Вспомни человека, рядом с которым ты чувствуешь себя в безопасности.

Берт.

Я даже не понимаю, что произношу это имя вслух.

– Хорошо. – В ее голосе звучит улыбка. – Хорошо, что у тебя есть такой человек.

«Закрой глаза», – звучит в моей голове звонкий голос Берта, и я послушно зажмуриваюсь. Нет, я сейчас лежу не на холодном полу – на узком диване в общей комнате нашей казармы. Мягко поглаживая мое плечо, маленький, но невероятно сильный мальчик отгоняет от меня отголосочные кошмары, напевая песенку про котенка, поранившего лапку. Здесь я в безопасности.

Страх отступает.

Боль обрушивается подобно гигантской волне чего-то вязкого, жгучего и беспросветного, она накрывает меня с головой, выбивая дух и не позволяя выплыть, подняться наверх, чтобы сделать спасительный вдох. Я тону, опускаясь все глубже и глубже, и с каждым мгновением давление становится все сильнее, пока мои кости не взрываются, разом рассыпаясь на множество колючих осколков, разрушающих тело. Боль уничтожает меня снаружи и изнутри, выжигая каждое нервное окончание; может быть, я кричу – но не слышу, не чувствую этого, я больше не способна чувствовать что-либо, помимо боли, меня больше не существует, я растворилась в агонии…