Мне надо кое в чем тебе признаться… - Аньес Мартен-Люган

— Извините, мне сложно себя контролировать.

— Я понимаю… но тут у нас у всех нервы на пределе…

Он поднял руки вверх, показывая, что сдается, и сел в кресло, стоявшее за его спиной, прямо напротив меня. У него дергались ноги, он не мог усидеть на месте. Как и замолчать, впрочем.

— Вы здесь уже давно? — спросил он.

— Понятия не имею… Может, три, может, четыре часа, я перестала следить. Жду сведений о муже, он в операционной.

Зачем я ему это рассказываю? Наверное, проще делиться с посторонним человеком, столь же напуганным, как и я? Или чужая беда притягивает твою собственную?

— Сопереживаю и ему, и вам… Мою жену тоже сейчас оперируют… Она ехала на велосипеде, и ее сбил мотоциклист.

Сидящая рядом со мной Кармен напряглась. Меня замутило.

— Черт побери! — подхватился он. — Если я до него доберусь…

Его налитые кровью глаза гипнотизировали и пугали меня, он мечтал уничтожить того, чьей жертвой стала его жена, и был готов на все. Но тут он заподозрил, что зашел слишком далеко, и сел так же быстро, как вскочил.

— Простите меня, что-то я забываю о правилах приличия.

— Да пожалуйста, — с трудом выдавила я, борясь с очередным приступом тошноты и заставляя себя дышать спокойно и размеренно.

— А вы? Ну то есть… ваш муж, что с ним?

— Он…

Кармен ткнула меня локтем в бок, но это меня не остановило. Мной завладело непреодолимое желание защитить Ксавье.

— Он был на мотоцикле, хотел объехать велосипедиста и угодил под колеса автомобиля.

По мере того как информация пробивалась к его сознанию, мужчина распрямлял спину.

— Это такая неудачная шутка? — пробормотал он.

Наши удрученные и одновременно возмущенные взгляды встретились. Мы бросали друг другу вызов, несмотря на то, что в некотором смысле разделяли одну и ту же боль. Уставившись на него в упор, я откинулась назад и оперлась затылком о стенку за спиной. Я была в смятении. Силу мне придавали лишь моя слабость и мои муки.

— Мы с вами по одну сторону баррикад, — примирительно возразила я.

В коридоре произнесли мою фамилию. Сигнал окончания этого вневременного куска жизни, подвешенного в ирреальном измерении. Очень грубый сигнал, как я вдруг поняла. Я поднялась и двинулась в направлении позвавшего меня голоса. Перед тем как выйти из комнаты, я обратилась к мужчине в последний раз:

— Надеюсь, ваша жена выберется без особых последствий.

Он резко вскочил, подошел ко мне и испепелил взглядом.

— Хотел бы я вести себя как отзывчивый человек, но это выше моих сил… Поэтому я не сумею пожелать, чтобы ваш муж выкарабкался невредимым.

Кармен потянула меня за руку.

— Оставь этого типа вместе с его ненавистью.

— Я его понимаю, возможно, я бы реагировала так же, — ответила я.

Агрессивность этого человека не трогала меня. На самом деле мне было на нее плевать.

Я забыла наш обмен репликами, этого мужчину и его жену, как только увидела ожидающего меня в коридоре врача. Кармен меня поддерживала, напрягая руки все сильнее по мере того, как сокращалось расстояние между нами и врачом и приближались те новости, которых я так ждала, но при этом так боялась.

— Операция прошла успешно…

Я пошатнулась. Ксавье жив. Жив. Его сердце бьется. Он жив. Я не потеряю его. Он услышал мою мольбу. Мое чувство нельзя было назвать облегчением, оно было гораздо глубже. Мощнее, разрушительнее, оно сметало все остальные. Теперь, когда я узнала, что он живет, я могла бы свалиться, уснуть, исчезнуть.

— Он в послеоперационной палате. Он слаб, даже очень слаб, потерял много крови. И до конца еще очень далеко. Мы поговорим об этом подробнее завтра.

— Вы пустите меня к нему?

— Нет, не этой ночью. Завтра. А пока идите поспите. Вы все равно ничего не можете сделать.

— Я очень вас прошу… Позвольте мне, я только немного постою в дверях… просто чтобы он знал…

— Простите, но нет.

Колени у меня подогнулись, и Кармен в очередной раз не дала мне упасть.

Обратная дорога прошла в соборной тишине. Я быстро теряла силы, но мне было необходимо продержаться до тех пор, пока я не останусь одна. Я отперла дверь дома и наткнулась на растянувшегося у порога Месье, очень спокойного, абсолютно спокойного, слишком спокойного. Он лениво постучал хвостом по плиткам пола, потянулся мордой к моей руке и мягко лизнул ее. Я ласково потрепала его по загривку. Шестое чувство нашего пса немного ободрило меня, я двинулась навстречу вышедшему в прихожую отцу и, не дав ему заговорить, спросила:

— Как дети?

— В конце концов уснули. Мне пришлось им объяснить… Но я их успокоил, как мог.

— Знаю, папа. Спасибо.

— Ты проголодалась? Выпить хочешь? — предложила Кармен.

Я покачала головой и сняла пальто. Повесила его на плечики у входа и ухватилась на мгновение за вешалку, чтобы не упасть.

— Пойду посплю или хотя бы полежу… А вы оба поезжайте домой.

Я поставила ногу на первую ступеньку лестницы. Папа подошел ко мне и погладил по щеке, как он это делал, когда я была маленькой и болела.

— Отвезу Кармен и вернусь. Даже не пытайся мне запретить.

Я не сопротивлялась. Не было сил. Бесполезно. Я грустно улыбнулась лучшей подруге.

— Спасибо, что посидела со мной в больнице…

Она обняла меня и прошептала на ухо, что утром сразу же приедет ко мне. Не думая больше о папе с Кармен, я поднялась к детям и сначала зашла к Пенелопе, которая спала, закутавшись в одеяло, словно хотела защититься. Я откинула волосы с ее лба и поцеловала. Титуан изо всех сил сжимал в руках парочку плюшевых зверьков, я и его поцеловала в лоб и оставила спокойно спать. Пока они спят, реальность их щадит.

Пора идти в спальню, нельзя и дальше откладывать, нужно когда-то решиться. Наша спальня без него, вот моя новая жизнь. Предполагалось, что я останусь в ней одна только через год, когда он опять уедет в Африку. Это несправедливо. Я не стала включать свет и присела на край кровати, с моей стороны, рука потянулась за спину, желая дотронуться до Ксавье, нащупать пальцами его кожу, но наткнулась на пустоту. Я долго-долго сидела, не шевелясь, мне так хотелось поговорить с ним, увидеть его, коснуться. И это было гораздо больше, чем просто желание, это была нутряная потребность. Мой живот, кишки, сердце сжимались, требуя ответа на эту потребность, столь же естественную и необходимую для жизни, как дыхание. Без него я была совсем потерянной, одинокой и в глубине души осознавала, что это надолго. Отец, друзья, абсолютно все будут со мной, в этом я не сомневалась, но четко понимала, что вступаю в период такого одиночества, когда никому не по силам заполнить образовавшуюся пустоту. Я легла на место Ксавье, натянула простыню, смяла в руках его подушку и уткнулась в нее носом, чтобы напитаться его запахом. И не стала сдерживать слезы, подпустила их к глазам и дала пролиться. Отныне наша постель станет единственным местом, где я буду им это позволять. Много часов подряд я ждала возможности избавиться от придавившего меня груза рыданий. Но мне не становилось легче, слезы текли и обжигали, напоминали о реальности событий сегодняшнего вечера, о том, что Ксавье действительно лежит на больничной койке с искалеченным телом и его мучает боль.