Вторая семья - Амелия Борн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Пойму что? - спросила я, вскидывая голову и оставляя утюг на рубашке. - Пойму, что ты лгал мне пять лет и намерен был лгать и дальше? Да, это я прекрасно поняла.
По кухне постепенно расползался запах гари.
- Что ты делаешь?! - истерично возопил Антон. - Ты сожжешь мою дорогущую рубашку!
Я опустила взгляд на утюг, помедлила несколько мгновений и отняла его от ткани. Там, где стоял утюг, теперь красовалась огромная выжженная дыра.
- Это, - указала я на нее, - то, что ты сделал со мной и моей жизнью. Остальные свои вещи найдешь на свалке, где им, как и тебе, самое место. Если, конечно, их уже не разобрали бомжи.
- Ты что, совсем дура?! - заорал Антон, бешено вращая глазами, а в следующее мгновение кинулся прочь из квартиры.
И я окончательно поняла - даже чертовы тряпки значили для него куда больше, чем вся наша совместная жизнь.
- Вот так вот просто взяла и выкинула? - притворно ужаснулась Альбина. - Ну ты, мать, даешь. Конечно, в хорошем смысле этого слова.
Я фыркнула, скрывая за этим истинные чувства. Совсем непросто было сделать то, что сделала. Едва сын отправился в школу, как я собрала вещи мужа и просто вытащила их на помойку. В тот момент, когда возвращалась за баулами в третий раз, на губах, вместо победной, была горькая усмешка - оказывается, любовница оплатила моему мужу довольно внушительный гардероб.
- Надо было собрать их и ждать Антона, чтобы он мог с комфортом покинуть нашу прошлую жизнь? - пожала я плечами.
Конечно, это была не последняя наша встреча с мужем. В квартире оставались его документы, ну и прочее, по мелочи. Да и все же этот мужчина был еще и отцом Вадима. Но я очень надеялась, что следующих наших рандеву у нас будет по минимуму.
- Ну как, с комфортом? Позвонила бы мне, припрятали бы самое ценное. А потом на барахолку сдали. Все копеечка лишняя.
Альбина допила чай, деловито посмотрела на часы. Сын вскоре должен был вернуться из школы, и подруга вызвалась помочь - отвезти его на тренировку по хоккею.
Мысли о том, как будет Вадим и дальше заниматься этим, весьма затратным видом спорта, атаковали меня с того момента, когда я поняла, что впереди нас с Антоном ждет развод. Что предпримет тот человек, которого, как выяснилось, я совершенно не знала? Не сделает ли все, чтобы выплачивать сыну копейки?
От обиды за Вадика стало окончательно горько и больно. Нет, нельзя было делать преждевременных выводов. А вот найти тех, с кого начнется моя новая жизнь, стоило. Никогда не думала, что этими важными людьми окажутся слесарь и адвокат.
- Нет, Аль, - покачала я головой на реплику подруги. - Я потом спать спокойно не смогу, когда буду вспоминать, насколько унизилась, продавая вещи мужа, купленные его любовницей.
Подруга тяжело вздохнула.
- Ну, Семиверстова, тут ты права. Это я не подумав брякнула. О, кстати, вот и Вадим, - объявила она, когда в замке повернулся ключ.
Я же почувствовала, как в груди отчаянно заколотилось сердце. Только бы это был не Антон…
- Мам, я дома! - крикнул из прихожей сын, и только тогда я выдохнула с облегчением.
Пока быстро накрывала сыну на стол, чтобы он пообедал и отправлялся на тренировку, успела просмотреть пару контор, которые занимались сменой замков. Оказалось, что дело это весьма быстрое и можно было заняться им прямо сейчас.
- Слушай, я, похоже, знаю одно адвокатское бюро, - вполголоса проговорила Аля, видимо, чтобы Вадим нас не услышал. - Расспрошу одну клиентку свою. Она не так давно со своим хреном разводилась. Была весьма довольна.
Наверно, один господь ведал, чего мне стоило в этот момент сохранять спокойствие и кивать на слова подруги с таким видом, словно мы обсуждали что-то совершенно обыденное. Но боль, которую я так и продолжала чувствовать, испепеляла меня изнутри, превращая в один сплошной оголенный нерв.
- Спасибо, - просто поблагодарила я Альбину, после чего разговор пришлось прервать.
Вадим пришел на кухню обедать, но вместо того, чтобы устроиться за столом и приступить к супу, сказал:
- Мам, мы можем с тобой поговорить? Это серьезно.
Мы с Алей переглянулись. Я очень надеялась, что речь пойдет, например, о какой-нибудь девочке, которая ему нравится. Ну или о дорогостоящей покупке… Хотя, нутром чувствовала - нас ждет беседа о его отце. И я пока не представляла, что будет правильнее озвучить, а о чем - умолчать.
- Я пойду, пультом пощелкаю, посмотрю, чего интересного показывают, - преувеличенно бодро сказала Альбина и, выйдя с кухни, закрыла за собой дверь.
Мы с сыном устроились за столом. Некоторое время сидели молча, после чего Вадим спросил:
- Вы с папой поругались?
В этом вопросе, немного наивном и детском, было столько тревоги, что теперь к обиде за сына присовокупилась еще и злость.
Неужели Антон, отправляясь к своей второй семье, не думал о том, что тем самым предает Вадима? Хотя, о чем это я… Похоже, он вообще ни о ком, кроме себя, не беспокоился.
- Мы не ругались, милый, - просто ответила я. - Но вышло так, что… нам с твоим папой придется разойтись.
Вадим побледнел. Отодвинул тарелку с супом, оперся локтями на стол и опустил голову. Я с огромным трудом удержалась от того, чтобы не протянуть руку и не убрать непослушный светлый вихор, упавший ему на лоб.
- Почему так бывает? - чуть дрогнувшим голосом спросил Вадик и поднял на меня серые глаза, в которых плескалась боль.
Да, он скрывал ее, я это видела. Но материнским сердцем чувствовала все.
- Потому что это жизнь, - подернула я плечами, и мне самой этот жест показался рваным, как у сломанной куклы на шарнирах. - Но он все равно останется твоим папой, как бы то ни было.
Наверно, это была дежурная фраза, которую женщины говорят детям, когда сталкиваются с такой же ситуацией, как и у меня. Но я попросту не понимала, что Вадиму сказать еще. Вывалить на сына всю неприглядную правду? Сейчас я не была к этому готова. Не готова была причинить Вадиму ту боль, которую ощущала я сама, но которую мы с ним оба не заслужили.
- Понятно, - сказал сын.
Поднявшись из-за стола, сначала некоторое время стоял, глядя на меня сверху-вниз, словно думал, говорить мне что-то еще или нет.
- Спасибо, - добавил он. - Я не хочу есть, прости, мама. Поеду тренироваться, скоро соревнования.
Останавливать его я не стала. До боли закусила губу, чтобы сосредоточиться на этих ощущениях и не расплакаться. Теперь это моя жизнь. В ней нет мужа, которого так любила и которому слепо доверяла. В нем больно моему самому родному человеку - сыну. И в нем я пока что буду не жить, а выживать.