Преступление без наказания или наказание без преступления - Алексей Лукшин

– Этот сломался. Что, наливаю?

Вместо слов взмах ладонью: «Делай». Очередная сигарета зачадила в ожидании, когда её сунут в рот вместо закуски.

– До вечера есть время – другим займёмся. Часа четыре поспим, Ваську попросим бутылёк принести. Голова не соображает совсем.

Уже виделось, как освобождённый от пут работы он прилёг, в голове понеслось быстро, стремительно, она закружилась, и он сладко провалился – умиротворённый чувством победы.

Громкий выдох перегара и причмокивания прозвучали в полутёмной комнате как-то сами по себе. Звук потонул в густом и влажном от смрада воздухе.

– Пойду за другим, – самодовольный наглый взор мимолётом пробежал по полу вдоль сейфа.

Дверь захлопнулась.

– Встал что, овца!

За окриком, как по команде, последовал удар, за ним ещё и ещё. В кабинет из коридора влетел парень, падая на пол, спотыкаясь о подставленную кем-то сзади ногу. Следом в дверь влетело несколько человек, они стали охаживать лежачего на полу. Тот, несмотря на наручники, по инерции и непониманию попытался вскочить с намерением защищаться. Злость кулаков и пинающих ног ужесточилась. Обладатели злости, завидовавшие крепости духа, исходящей из поведения и осанки парня, только и помышляли превратить безбоязненного человека в сгорбленное и из-под бровей подглядывающее существо. Страстно выделывая крюки, им льстило превратить героя в труса.

После попытки не сопротивляться, а маломальской демонстрации характера посыпались удары громадных дубинок.

– О-па! Сопротивление. Это уже предел, ну всё. Он развязал нам руки. Сучье отродье! Теперь держись только!

Одна короткая эластичная дубинка часто молотила по голове. Другая большая с усердием методично и поочерёдно тяжёлым тупым шлёпаньем прикладывалась сбоку бедра, по руке чуть ниже плеча и по мягкой части шеи.

Через пять минут, запыхавшись, будаломы смотрели на парня и на эффект от профилактической обработки.

Довольные результатом несколько человек вышли. Один – с отвисшим животом, в коричневом замызганном костюмчике склонился и ехидно мягким голоском заговорил:

– Ты не сердись, медвежатник! На стул пока садись. Общаться будем. С твоего дружка гонор тоже сбивали. Гляди, какой он спокойненький.

Парень оглянулся в сторону. Ему не верилось, что так бывает, особенно с ним, и он решил притвориться и потерпеть, чтобы хорошенько их запомнить.

Его друг неестественно прислонился к углу металлического монстра-сейфа. Поджатая под себя нога, другая вытянута, руки – словно бы он пытался его приподнять. Приглядевшись, увидел, что руки пристёгнуты наручниками и продеты через короткую ножку огромного сейфа с полтонны весом. Щекой друг прижался к железной стенке, измазанной кровью. Старые чёрные пятна на стенках сейфа, указывали с очевидностью на то, что кровь с него не смывалась годами, из-за чего в кабинете стоял специфический запах.

Посмотрел на лицо друга – таким он не видел его никогда. Верхние и нижние губы опухли и шевелились – но как шевелились! – он улыбался. Улыбка походила на страшный оскал. Радость встречи и страх перед этим ужасом одновременно. Передних зубов не было, лицо опухшее, но без видимых ударов, голова стала большой, под волосами будто резиновый колпак, накачанный жидкостью.

Зная своего друга с детства, несмотря на страх, прочёл у него в глазах: «Бороться. Давай бороться! Ни черта они с нами не сделают… Ну, бывает… А с кем не бывает?»

Немой упрёк и полное непонимание пробежало в мыслях между ними.

«За что же они так? Похоже, с кем-то перепутали. Остынут немного, сейчас дождусь, попробую им объяснить. Так не бывает, не верю, наваждение какое-то. Сознание вывернулось наизнанку. Ладно, объясню, хотя лучше дождаться, пока протрезвеют. Рассвирепели. Зря я, конечно, с ними так себя повёл. Не знал, что будет, помягче надо было, поспокойней. Вскипел же – надо! Теперь получай!» – он каялся, и через покаянные мысли насквозь звучало наперекор: «Я вам устрою, уж я найду, что вам сделать».

– Послушайте, – парень перешёл предусмотрительно на «вы» и, сдерживая фамильярность, процедил: – Когда всё закончится, я около отдела дождусь. Поодиночке всех переколочу. Или сомневаетесь?

Он встал.

– Адвоката мне дайте.

На него смотрели и удивлялись. Поведение допрашиваемого скакало, как ретивый конь. Он делал медленные движения, говорил тише и заикаясь, борясь с волнением. То вдруг замолчит, подумает и снова приобретает резкость и чёткость, зная, чего хочет. А значит, он не сломлен, притворяется. Такого бить и бить, и то мало. И сил-то нет на него, а всё не сдаётся. Промежутки больше делать желательно – он сам себя мыслями запугает.

Опер обратился к сослуживцу:

– Игорь, он правильно говорит. С этими взломщиками лохматых сейфов добром не кончится. Видишь, какой видный? Похоже, спортсмен.

В глубине позавидовал физической слаженности, припоминая, кто из его знакомых мог бы похвастать таким ровным, подвижным и в то же время неброским телосложением.

– На улице вырос, что ли? – в уме оперативника ожили образы прожитых дней: вот такие, они всегда спокойные, неугомонные и дерзкие. Когда они делают выпад, всё заканчивается, не начинаясь. И девчонки к ним липнут.

Перед ним явственно показался образ жены – жирной коровы. «А мне вот такая досталась. Хотя пару лет назад она была ещё ничего, толстовата малость. А сейчас делай вид, что мне такие по вкусу. А такие, как он, выбирают. Теперь за всё поплатишься».

– Послушай, лейтенант, – с недостижимой высоты развязно чвянькнул побитому. – Ты в ГАИ, что ли, набрался дерзости, вскакиваешь. Запомни. Вы там взятки берёте и там вы начальники для этого дерьма, кто на машинах ездит. А мы с такими боремся.

Представил, как тот сдирает с него три шкуры на дороге за непристёгнутый ремень. За что они там ещё докапываются? В голову ничего не лезло, но всё равно он – заклятый враг. «Похоже, когда, может, машину и приобрету, тоже натерплюсь от них».

– Наш отдел образцовый по раскрываемости. С нами по-человечески, и мы по-человечески. Ты мужик нормальный, мы сразу заметили, – на попятную пошёл опер, вспомнив об офицерском достоинстве. – А что поколотили, ты не обессудь.

Он подошёл вплотную.

– Ты извини нас, мы не хотели, – изо рта пахнуло гиеной.

В ту же секунду лоб притворившегося мента врезался в нос стоявшего перед ним парня. Одновременно с хрустом коленка ударила в пах. Мент обрадовался, как ловко он усыпил бдительность этого чумошника.

Несмотря на такой натиск, парень, пересиливая боль, в бешенстве схватил за горло нападавшего. Он понимал: если сможет удавить его – резонанс будет. Он хотел и желал только этого и давил, давил пальцами на горло, мечтая о счастье – удавить его. В какое-то мгновение всё бы решилось, наручники не мешали ему. Из сдавленного горла шли звуки лопавшихся пузырей и хрипы. Испуганный внезапностью и решимостью опер ослабел и превратился в кишмиш, успев подумать: «Надо сильней бить, а я-то его жалеючи, а он вон как! А эти тоже хороши, давайте быстрей! Не видят, что сил у меня нет». И поплыл.