Ошибка доктора Данилова - Андрей Шляхов

— Ничего плохого не слышала, — ответила жена. — А что?

— Хотелось бы иметь представление, как там организована наша служба, да и вообще о всех тамошних порядках в целом, — ответил Данилов. — Для правильной оценки событий мне нужно представлять, на каком фоне они происходили.

— Я хорошо знаю заведующего приемным отделением Антоняна. Хороший мужик, вменяемый. Могу свести тебя с ним…

— Мне как члену экспертной комиссии, разбирающей случай в больнице, не следует общаться с ее сотрудниками, — объяснил Данилов. — В уголовно-процессуальном кодексе сказано, что эксперт не вправе самостоятельно собирать материалы для экспертного исследования. Но я же не занимаюсь сбором конкретных материалов. Мне просто хочется получить общее представление… Поможешь?

— Данилов! — Елена недоверчиво покачала головой. — С каких это пор ты начал ловчить? Это на тебя совсем не похоже!

— Я не ловчу, а исправляю ошибку следователя, которая не подумала о том, о чем подумал я, — Данилов пристально посмотрел в глаза жене. — Мне приходится действовать окольными путями ради быстроты и достоверности. Не знаю, сколько именно займет получение информации через суд, но подозреваю, что дело затянется. К тому же, в разговоре с хорошим знакомым из числа коллег, человек будет откровеннее, чем во время дачи показаний в суде.

— Действовать окольными путями — это и есть ловчить! — стояла на своем Елена. — Но ты не думай, что я тебя осуждаю, я просто удивляюсь и даже немного радуюсь…

— Чему радуешься? — не понял Данилов.

— Тому, что ты становишься дипломатичным, — Елена потянулась через стол (дело было на кухне) и ласково взъерошила Данилову волосы. — Нельзя же все время переть по одной колее, будто трамвай.

— Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется,[19] — Данилов притворно нахмурился. — Мы с тобой прожили вместе уйму лет, и я только сейчас узнал, что все эти годы ты сравнивала меня с трамваем! Как ты могла?!

— Знал бы ты, что я иногда о тебе думаю, так не обижался бы на «трамвай»! — усмехнулась Елена.

Приставать к жене с уточнениями Данилов не стал. Он вообще не любил ворошить старое. Как говорила мать: «что было — то было, а что есть — то есть». Тем более, что деловой разговор пока еще не был завершен.

— Заодно наведи справки у твоего Антоняна об анестезиологе Сапрошине, — попросил Данилов. — История-то громкая, так что твое любопытство будет выглядеть вполне уместно. Что за человек, хороший ли специалист, ну и вообще. Казенные характеристики — это одно, а мнение коллег — совсем другое.

— А разве это не будет нарушением правил? — Елена хитро прищурилась. — А, Данилов? Ты, вообще, кто — следователь или эксперт?

— Определять вину человека, не имея представления о его личности, все равно что ставить диагноз, не видя пациента, — ловко вывернулся Данилов. — Я хочу разобраться, виноват ли Сапрошин, или его просто делают виновным. С чисто медицинской точки зрения до правды не докопаться, поскольку записи анестезиолога и хирурга просто идеальны, хоть в учебники вставляй в качестве примера. Но пациент умер от воздушной эмболии мозговых сосудов, причем после операции он не приходил в сознание, так что вариант с введением воздуха в сосуды в послеоперационном периоде не проходит — виноваты хирурги или анестезиолог. Я внятно излагаю?

— Более чем, — ответила Елена. — А зачем тогда вообще суду понадобилась ваша экспертиза?

— Для подстраховки, — Данилов многозначительно посмотрел на жену. — Мне председатель комиссии так и объяснил. И я могу предсказать, каким будет заключение комиссии — хирурги сработали правильно, виноват анестезиолог, использовавший неисправный «насос». Но по записям Сапрошина в истории болезни видно, что он человек дотошный, не пофигист. Пофигисты пишут небрежно, даже если переписывают историю для прокурора, то все равно небрежность видна. А у Сапрошина никакой небрежности нет и в помине, ничего не упущено, каждое слово стоит на своем месте. Врача же видно по тому, как он пишет. Ты со мной согласна?

— Согласна, — кивнула Елена. — Дай мне карту вызова, и я тебе сразу скажу, насколько хорош заполнивший ее врач. Мелочи выдают человека с головой. Как сказано в Евангелии: «Верный в малом и во многом верен; а неверный в малом неверен и во многом».[20]

— Заодно и про профессора Раевского спроси, — добавил Данилов. — Для полноты впечатления.

— Это называется: «бабушка, дай воды напиться, а то так есть хочется, что и переночевать негде»! — рассмеялась Елена. — Наглеешь на глазах! Может тебе еще из департамента личное дело главного врача выкрасть?

— С этим повременим, — усмехнулся Данилов. — Но если что, то буду на тебя рассчитывать. И учти, что моя судьба полностью в твоих руках, ведь я не вправе разглашать данные, ставшие мне известными в связи с участием в уголовном деле в качестве эксперта. Судья предупредила меня под расписку, что за это можно получить два года исправительных работ или три месяца ареста.

— Теперь я знаю, что мне делать, если захочется отдохнуть от тебя! — Елена иронично подмигнула Данилову. — Так что веди себя хорошо!

— Смени фамилию на Морозову, — посоветовал Данилов. — В честь Павлика.

Елена подошла к поручению с присущей ей ответственностью — записала телефонный разговор с доктором Антоняном для того, чтобы Данилов получил полное впечатление и в любой момент мог бы его освежить. Разумеется, не обошлось без вопроса относительно того, положены ли какие награды за помощь экспертам. Данилов на это ответил, что содействие торжеству справедливости само по себе является высшей из наград и добавил к этим утешающим словам килограммовую жестянку датского печенья, до которого Елена была великая охотница. Вместо благодарности получил выговор за срыв капустной диеты, на которой жена сидела уже третью неделю. Все согласно древнему принципу: «сделай — и огребешь».

Прослушав запись, Данилов восхитился интервьюерским талантом жены, которого раньше как-то не замечал. Повода не было. Вставленными к месту репликами «неужели!» и «не может быть!» Елена побуждала собеседника выдавать как можно больше подробностей, а когда фонтан красноречия грозил иссякнуть, задавала какой-нибудь наивно-отвлеченный вопрос, после которого фонтан снова начинал бить в полную силу. И все это делалось легко и ненавязчиво, в рамках дружеского трепа «ни о чем понемногу».

— Тебе надо было на журфак поступать, — поддел Данилов. — Была бы сейчас акулой пера и звездой микрофона!

— Мне хотелось приносить людям пользу, а не пересказывать сплетни и слухи, — ответила Елена. — Ты никогда не задумывался о том, в чем заключается трагедия журналисткой профессии? В том, что публика больше всего хочет знать о человеке то, что он тщательно скрывает. Мне это выворачивание грязного белья наизнанку как-то не комильфо. Я лучше буду…