Капкан для медвежатника - Евгений Сухов

–  Благодарю вас, – с легким поклоном ответил Григорий Васильевич.

–  Не за что, – ответил Белецкий и добавил: – А покуда трясите этого медвежатника, как его?

–  Родионов, – подсказал Григорий Васильевич.

–  Вот именно. – Директор Департамента вплотную подошел к Аристову. – Всех нас интересуют одни и те же вопросы: кому этот Родионов передал документы? Если его кто-то нанял для этого дела, то кто? И где эти документы находятся сейчас? Вы поняли меня, граф?

–  Понял, ваше превосходительство, – подобрался Аристов. – Как не понять.

–  Будете работать вместе с Жандармским управлением. Также вам будет помогать наше охранное отделение полковника Павла Павловича Заварзина. Словом, надо все лучшие силы бросить на отыскание пропавших документов.

Белецкий с четверть минуты помолчал, оглядывая присутствующих, а затем добавил:

–  И отыскать их.

Савелия Родионова определили в Бутырскую центральную пересыльную тюрьму, в хату к особо опасным преступникам: кроме уголовников, упрятанных за душегубство и разбой, в ней было еще шесть эсеров и три большевика. В общей сложности человек под сорок. Определив в хате главного (долговязый и невероятно худой уркаган с мрачной физиономией), он уверенно направился в его угол и, подняв со шконки его худой сидор, сунул ему в руки.

–  Савелий я, медвежатник. Поищи-ка себе, братец, другое место, мне здесь как-то поудобнее будет, все-таки у окна, воздух тут посвежее. Да и матрас у тебя помягче.

Со всех сторон на дерзкого франта взирали любопытные глаза, всем было интересно: сам порвет Ермолай-душегубец дерзкого или повелит расправиться своим уркам.

Однако Ермолай повел себя странно.

–  Савелий, говоришь... Это тот самый, с Хитровки, что ли? – В голосе уркагана послышалось невольное почтение.

–  А то откуда же еще, – хмыкнул Савелий. – Другого нет.

–  Много о тебе хорошего слышал, Савелий, и батяню твоего приемного знаю, Парамона Мироновича. Должок у меня перед ним, в Устюжском остроге от верной гибели он меня спас. Золотой человек! – Повернувшись к арестанту, сидевшему на соседней койке, крикнул: – А ну кыш отсюда! Здесь Ермолай-душегуб почивать станет!

Вертухай, что был на этаже, также был немало наслышан о Парамоне, и, позарившись на щедрое вознаграждение, в одну из ближайших ночей организовал Савелию встречу с Мамаем в служебном помещении. Савелий Николаевич долго шептался с верным слугой, после чего вернулся в хату веселый и с хитринкой в глазах.

С Елизаветой и присяжным поверенным Семеном Арнольдовичем Скрипицыным свиделся через день официальным образом в комнате для свиданий. Сдержанно кашлянув в кулак, присяжный поверенный заявил:

–  Мы, конечно, еще поборемся, но кто-то в верхах настроен против вас очень сильно, так что приговора о каторжных работах, думаю, не миновать. К тому же свидетели все люди заинтересованные и служивые, и вряд ли удастся склонить их к тому, чтобы они поменяли свои первоначальные показания.

После разговора с Семеном Арнольдовичем задор в глазах Савелия Николаевича померк. Однако Савелий Николаевич не унывал, чем снискал к себе еще большее уважение не только у уголовных, но и политических сидельцев.

Однажды ему устроили встречу с анархо-коммунистом Нестором Махно, год уже как сидевшим в Бутырках в кандалах. Одесским военно-окружным судом Махно был приговорен к расстрелу, однако матушка его ходатайствовала через императрицу о его помиловании, и Николай Второй, послушный своей любезной супруге, заменил расстрел на бессрочную каторгу.

Махно затеял произвести в тюрьме, как он сам выразился, «бучу» и просил Родионова поддержать его вместе с уголовными. Савелий Николаевич, несмотря на протесты Арнольдыча, на проведение «бучи» свое согласие дал, после чего попал в карцер и был после переведен в одиночку. Это не самым лучшим образом сказалось на судебном следствии, проводимом при «закрытых дверях» по причине секретности: знать о пропаже тайных документов ни публике, ни тем паче газетным репортерам не следовало ни в малейшей степени. Только в «Московских Губернских ведомостях», газете официальной и непредвзятой, появилась в рубрике «Судебная хроника» небольшая заметочка:

ДЕЛО О КРАЖЕ

В ПРОМЫШЛЕННОМ БАНКЕ

Закончилось предварительное следствие по поводу дерзкого взлома сейфа в Императорском Промышленном банке. В настоящее время дело перешло от г. судебного следователя к г. прокурору для составления обвинительного акта. Ввиду совершенного отсутствия оснований для дополнительного следствия, на рассмотрение суда гг. присяжных заседателей Московского окружного суда дело это поступит буквально через несколько дней.

* * *

Григорий Васильевич Аристов пребывал в растерянности и смятении. Документы, что сейчас лежали перед ним, были необычайной ценности и в денежном выражении могли исчисляться многими миллионами рублей.

Граф сидел один за столом в секретной части Военного министерства. И чем дальше он углублялся в содержание бумаг, что выдали ему с большой неохотой и под личную подпись, тем тверже убеждался в мысли, что если Родионов и был нанят кем-то (что случалось крайне редко, ибо маз «работал» обычно по личному усмотрению и даже капризу) для их кражи, то уж вряд ли ведал об их содержании.

«Врать Родионову нет смысла, скорее всего он говорит правду. Да и не попался бы он так по-глупому, ведь свои ограбления он обставлял куда изящнее, чем спектакли в Императорском театре. А раз так, то документы были украдены из сейфа еще до того, как он проник в комнату директора. Из этого следует, что медвежатника хотят выставить «козлом отпущения». Вот только кому же это выгодно? – думалось Григорию Васильевичу, знакомому с показаниями Савелия Николаевича, что он давал на предварительном следствии. – Ведь недаром же на место кражи полицианты прибыли столь быстро, что Родионов даже не предпринял попытки скрыться. И этот управляющий банком Заславский… Весьма скользкий тип. Он-то как очутился в банке? Ведь управляющему в два часа ночи полагается быть дома. Ну, на крайний случай, у любовницы».

Григорий Васильевич перевернул страничку и увидел сначала фотографическую карточку машины...

Сообразно сопроводительной записке выходило, что опытный образец машины был уже изготовлен на заводе Уильяма Фостера в Линкольне и успешно прошел испытания на полигоне. «Сухопутный крейсер» был снабжен двумя 57-миллиметровыми пушками Гочкиса и четырьмя пулеметами Гочкиса и Льюиса. Секретная машина была совместным проектом русских инженеров-механиков Лебедева и Пороховщикова и английского инженер-полковника Свинтона.

В сопроводительной записке полковник Свинтон писал:

1. Сухопутные крейсеры с гусеничным движителем или блиндированные форты могут быть использованы в большом количестве во время общей пехотной атаки на широком фронте или в отдельных боевых эпизодах.