Русский серебряный век: запоздавший ренессанс - Вячеслав Павлович Шестаков

Бёрдсли, – Николай Феофилактов. В последующем он становится главным художником журнала «Весы» и издательства «Скорпион» – органов московских символистов. Андрей Белый не случайно называл Феофилактова «Московским Бёрдсли», в его графике воспроизводятся образы английского художника, как например в «Посвящении Обри Бёрдсли», где портрет Бёрдсли изображен на фоне сюжетов и образов его рисунков. От Бёрдсли Феофилактов заимствует и склонность к эротическим сюжетам, которые он стилизовал с особой элегантностью.

Русская философская мысль и искусство начала века широко обращается к теме любви, настойчиво пытаясь понять и изобразить ее духовный и эстетический смысл. Русский Эрос был тесно связан с традициями европейской и мировой культуры, но он создавал и многое оригинальное, свойственное только русской культуре. В результате была создана богатая духовная традиция в понимании и истолковании феномена любви, которая представляет одно из интереснейших достижений русской культуры «Серебряного века».

Феномен эстетизма

Наряду с неоплатонизмом и антикизирующей тенденцией, «Серебряный век» испытывал постоянную тягу к эстетизму, был проникнут стремлением истолковать все ценности, как жизненные, так и художественные, в понятиях красоты.

Как явление искусства и как понятие философии «эстетизм» – явление конца ХIХ века. Он происходит от термина «эстетика», который, как известно, был введен в обиход немецким философом Александром Баумгартеном, автором сочинения «Эстетика»(1750). Но если термин «эстетика» означает определенную философскую дисциплину, то термин «эстетизм» – это признание особых, исключительных прав эстетики, утверждение самодовлеющей роли красоты, ее независимости от морали, религии или политики. Феномен эстетизма возник во второй половине прошлого столетия в противовес морализаторским тенденциям, характерным для буржуазной культуры, ориентированной на пуританизм и викторианскую мораль.

Первым, кто привлек внимание к феномену эстетизма был датский философ Сёрен Кьеркегор. Соотношение этических и эстетических моментов в развитии личности составляет основную тему его философского сочинения «Или-или», в частности таких его разделов, как «Дневник соблазнителя», «Непосредственная эротическая ступень», «Равновесие этического и эстетического в развитии личности». В интерпретации Кьеркегора, эстетизм – начальная ступень развития. Эстетическая личность живет только данным моментом, руководствуясь непосредственным и безотлагательным желанием, иррациональной чувственностью. Она может вызвать симпатии, поскольку она, как правило, непосредственна, иронична, опытна в наслаждениях.

Главным принципом эстетического образа жизни является наслаждение. «Жизнь дана для наслаждения» – таков лозунг того, кто преследует в своей жизни исключительно эстетические цели.

Поскольку эстетизм всегда связан c непосредственным желанием, постольку он ассоциируется с эротизмом. Вся античная культура пронизана духом эротизма. «Эротическая любовь была здесь повсюду как элемент прекрасной индивидуальности. Боги, не меньше, чем люди, знали ее силу; не в меньшей степени они знали счастливые и несчастливые любовные приключения. Но ни у кого из них любовь не присутствовала как этический принцип»[64]. Эротизм в более позднее время воплощается в образе соблазнителя, типичный его пример – образ Дон Жуана в опере Моцарта, который Кьеркегор блестяще анализирует в одной из своих работ.

Гораздо более высокий тип развития личности представляет собой этический уровень сознания, который намного возвышается над эстетическим уровнем. В чем же их отличие? «Что означает жить эстетически, и что означает жить этически? Что в личности является эстетическим, и что этическим? На этот вопрос я отвечу: эстетическое в личности то, что в ней есть постоянное и непосредственное, этическое – это то, чем эта личность станет. Личность, которая живет исключительно тем, что в ней есть, живет эстетически»[65].Иными словами, эстетическая личность живет данным, ежеминутным, тогда как этическая ставит перед собой цели в будущем и строит себя из материала этого будущего.

Одна из отличительных особенностей этического уровня развития личности – это проблема выбора. Выбор – это исходный пункт нравственного поведения, с него и начинается нравственность. «Выбор, – говорит Кьеркегор, – это поворотный момент в развитии личности: через него личность растворяется в том, что было выбрано, а когда нет выбора, личность подвергается энтропии»[66]. Выбор представляет собой этический акт, эстетический выбор вообще не является выбором, так как он не приводит к перевоплощению личности, к достижению ее высшего предназначения. В конце концов, истинная сфера нравственности возможна только в религии и осуществляется только посредством религиозного опыта. Поэтому Кьеркегор от эстетизма приходит к анализу христианской этики как высшей ступени самосознания личности. Таким образом, Кьеркегор признает три важнейших момента истории, так же как и три этапа развития личности: эстетизм, моральность, религиозный опыт. Причем эстетизм оказывается наиболее низшей, не достигшей нравственного самосознания формой существования.

Совершенно иной смысл феномен эстетизма получает у другого философа, занимающегося экзистенциальными проблемами, – Фридриха Ницше. Если Кьеркегор, прекрасно, очень часто в драматизированной форме описывает феномен эстетизма, но постоянно противопоставляет ему другие феномены, то Ницше без колебания делает эстетику центром своей философии. Для него эстетика не противостоит существованию, но представляет его истинную основу, его действительную сущность. Как отмечают М. Силк и Д. Стерн, авторы книги «Ницше о трагедии», «если Кьеркегор был первым экзистенциалистом, если Шопенгауэр был первым, кто рассматривал эстетику как альтернативу человеческому существованию, то книга Ницше «Рождение трагедии из духа музыки», отождествляя эстетику и существование, это первый опыт постхристианского экзистенциализма»[67].

Действительно, уже в предисловии к «Рождению трагедии из духа музыки» Ницше приводит свою знаменательную фразу: «Существование мира может быть оправдано только как эстетический феномен»[68]. Эту мысль Ницше повторяет несколько раз, как бы утверждая ее принципиальный характер. В частности, он говорит о приоритете эстетического смысла над наукой. Не случайно, он ставит перед собой цель «взглянуть на науку под углом зрения художника, на искусство же – под углом зрения жизни…»[69].

Как показывают современные исследователи, у Ницше эстетика – необходимый момент в реконструкции европейской истории и культуры[70]. Как в Древней Греции огромную политическую и жизнестроительную роль играла древняя трагедия, так и в наше время здоровое, противостоящее декадансу, искусство должно создавать новые формы политического и национального самосознания.

Об эстетизме, как внутренней основе философии Ницше, говорят многие исследователи. Не случайно Мартин Хайдеггер назвал первый том своего пятитомного исследования о Ницше «Воля к власти как искусство», убедительно показав, что искусство является универсальной моделью его философии. Но, пожалуй, наиболее выразительно об эстетизме Ницше написал Томас Манн в своем эссе «Философия Ницше в свете нашего опыта». «Ницше, – писал он, – этот, самый законченный, самый безнадежный эстет, какого знала история культуры, и его основное, исходное положение, содержащее в себе зерно дионисийского пессимизма, – положение о том, что жизнь достойна оправдания лишь как явление эстетическое, – необычайно точно характеризует его самого, его жизнь и творчество поэта, которые именно только как явления эстетического порядка и могут быть поняты и