Все мы родом из детства - Екатерина Мурашова

«Слушайте, Катерина Вадимовна, а что с ним вообще-то?» – посмотрев на Емелю и полистав его карточку, врач лечебной физкультуры вернула меня все к тому же вопросу…

– Улучшения явно есть, – сказала я матери. – Но наверняка можно действовать как-то эффективнее, если бы все-таки удалось понять… – С подачи коллеги я снова взглянула на внешность Емели свежим глазом. – А вы по трисомии 21 хромосомы его не исследовали? Там же, говорят, бывают какие-то частичные, очень мягкие варианты…

Какой реакции на свой вопрос я ожидала? Ну, вероятно, того, что она недоумевающе спросит: «А что такое эта трисомия?» или вздохнет: «Да там врачи на что только не исследовали! Я уж и не помню…»

Мать Емели, не сказав ни слова, упала в обморок. Самый что ни на есть классический, как в литературе про XVIII–XIX века. Я, разумеется, сначала жутко испугалась, а потом у меня, как выразилась бы литература восточная, «словно молния прозрения озарила ночные небеса непонимания».

Я наконец-то всё поняла!

Когда мне удалось привести женщину в чувство, я, будучи совершенно уверенной в своей правоте, чтобы не тянуть кота за хвост, высказала свою догадку вслух:

– До Емели у вас был ребенок с синдромом Дауна. Он умер, но вы до сих пор по нему горюете.

Можно ли воспитать дауненка из обычного, здорового малыша? Есть норма реакции – почему нет? Известно ведь много случаев, когда отец хотел мальчика, родилась девочка, и он воспитал из нее… Или наоборот: мать хотела девочку, а родился мальчик.

Бурные рыдания, практически истерика. Я горда собственной проницательностью, полагаю рыдания катарсисом и спокойно их пережидаю.

– Всё не так! – отрыдавшись, говорит мать Емели.

– Да? А как же тогда на самом деле? – растерянно и совершенно непрофессионально спрашиваю я.

* * *

Она была совсем молода. И ее муж тоже. Никому и в голову не пришло обследовать ее по поводу даун-синдрома. Когда родился ребенок, это было как гром среди ясного неба. В роддоме ей рассказали про синдром, сказали, что такие дети долго не живут, что можно отказаться от ребенка, что она еще молода и наверняка сможет потом родить здорового ребенка. Предложили посоветоваться с родными. Свекровь и муж пришли с серыми лицами и честно сказали, что к такому не готовы. «Сын – это должен быть сын, продолжение, помощник, а не что-то такое… Давай лучше еще раз попробуем, раз врачи говорят… И забудем». Они, молодая семья, жили в квартире свекрови, которая помогала им деньгами…

Женщина сдалась почти без боя. Сейчас это почему-то особенно ее мучает: «Если бы я тогда спорила, настаивала, в истерике билась… Но они меня даже не уговаривали почти, я сама согласилась».

Согласилась, но никому не простила. Ни свекрови, ни мужу, ни себе. Когда родился Емеля, в первый день увидела в личике новорожденного того, которого бросила когда-то. Чуть позже, когда умер ее отец, практически сразу рассталась с мужем и переехала с Емелей в освободившуюся квартиру.

– Ну надо же, как бывает, – удивилась я, выслушав всю историю. – То есть вам, получается, по жизни-то нужен был как раз даун, чтобы за ручку водить и чтобы все время при вас улыбался.

– Но я же не понимала… Я думала…

– Ну конечно не понимали. Вопрос: что теперь делать. То есть что с Емелей делать – оно понятно: продолжать социализацию. А вот с вами…

– Мне, наверное, лучше всего отравиться.

– Ну это-то проще всего… – я небрежно махнула рукой. – А сколько сейчас лет тому, первому?

– Это была девочка. Семнадцать.

– Так она-то, может, еще жива вполне, – вдруг сообразила я. – Живет себе в каком-нибудь интернате… Или, наоборот, в Европе. Там, кстати, общению с кровными родителями по закону не препятствуют. А у вас теперь такой опыт делания даунов из подручного материала! Так ведь его же и обратно развернуть можно. И заодно Емелю отпустите…

У матери глаза засветились, как два фонарика… и тут же погасли:

– А если она умерла?

– Ну, умерла так умерла, будете хоть знать, на могилке поплачете. Плюс вы, пока ее ищете, навидаетесь еще интернатских даунов-то. Неужто не подберете себе по вкусу на воспитание?

Она поблагодарила и сразу ушла, не желая терять больше ни одной минуты и даже забыв попрощаться. А я очередной раз подумала: чего только не бывает на этом свете!

Это было давно, в доинтернетную эпоху. Женщина, яркая голубоглазая брюнетка, вела себя как шпион на явке из немого кинофильма. Она оглядывалась, обводила взглядом мой небольшой кабинет, как будто чего-то опасалась. Глаза у нее бегали, руки комкали платок. Мне хотелось уверить ее, что за занавеской у меня никто не прячется, а дверь надежно заперта на задвижку. Но я, естественно, сдерживала себя, так как понимала, что она готовится к тому, чтобы сказать мне что-то важное и, несомненно, болезненное для нее.

– Вы понимаете, она до сих пор ходит на горшок! – выпалила наконец женщина. Лицо у нее при этом было трагическим.

Я несколько удивилась. Ко мне довольно часто приходят с тем, что ребенок, которому вроде бы уже положено, на горшок не ходит. С обратным случаем сталкиваться пока не приходилось. Мне сразу показалось, что проблема (в чем бы она ни состояла) не в отсутствующем в кабинете ребенке, а в самой женщине. И именно ей нужна помощь психолога или даже врача.

– А что же в этом плохого? – спросила я успокаивающим тоном. – Ну, ходит и ходит. На горшок же, не в штаны.

– Да ей же десять лет скоро исполнится!

– Гм-м… Да, действительно.

Это было странно, но никакой трагедии в происходящем я по-прежнему не видела и попыталась подбодрить мою посетительницу:

– В прошлом и вполне взрослые люди всегда имели горшок под кроватью. Он даже поэтически назывался «ночной вазой». Если вашей дочери до сих пор почему-то некомфортно ходить в унитаз, этому может быть множество вполне обычных причин. Может быть, она когда-то поскользнулась, упала, испугалась, больно ударилась, может, она просто моторно неловкая или у нее запоры, и ей удобнее сидеть не на унитазе, а рядом, на горшке…

– Рядом?! – вскричала женщина, так что я от неожиданности вздрогнула. – Да она вообще уже много лет отказывается входить в туалет! Своей комнаты у нее нет, и она делает это либо в нашей общей спальне, либо в гостиной. Все непременно должны выйти, иначе у нее не получится. При этом у нее действительно бывают запоры, и дело может продолжаться полчаса. А у нас открытый дом, почти каждый день бывают гости. И еще иногда приезжает на пару недель моя сестра с сыном, которому скоро будет тринадцать…

– Э-э-э… – масштабы проблемы прояснялись. – А почему обязательно в гостиной? Почему нельзя, например, в ванной или в кухне? Когда это началось? И как дело обстоит в других местах, не дома? Ведь ваша дочь учится в школе, наверняка куда-то ездит, ходит в гости…