Подари мне жизнь - Эдуард Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, тогда попируем! — Ольга произнесла это весело, но чувствовалось, что она находится в напряжении. Да и Костя ощущал себя не в своей тарелке, намеренно пытаясь шутить.
— Зачем тебе сабля? — спросил он у мальчика. — Ты что — милитарист?
— Мили… кто? — озадаченно спросил Антошка. Он взмахнул сабелькой: — Я тебя заколю!
— Не надо, — сказала Ольга, — Он нам еще понадобится. На обратном пути заколешь.
— Вот так, — обиженно произнес Костя. — Мавр сделал свое дело — мавр может уходить. В небытие.
— А ты как думал? — спросила Ольга. — У нас одноразовая встреча.
— Кто такой мавр? — подал голос Антон.
— Отец Мавроди, — ответил Костя. — Но тебе пока не понять.
— Не пудри ему мозги, — сказала Ольга. — А ты сиди спокойно, не вертись!
— Хочу вертеться и буду! — отозвался сын.
— Правильно, — поддержал Костя. — У тебя ведь шило в одном месте, так? Значит, надо вертеться, прыгать, стоять на голове и даже летать.
— А ты умеешь летать?
— Умею. И нырять, и перемещаться в пространстве, и проходить сквозь стены.
— Ого! — удивился малыш. — А меня научишь?
— Конечно.
— А полицейскую машину мне купишь?
— Куплю.
— Не порти мне ребенка, — вмешалась Ольга. — И не ври ему.
— Я вру? — удивился Костя. — Да я самый правдивый человек на свете! Вот, между нами была каменная стена, а я взял и прошел через нее.
— Это совсем другое. И вообще, помолчите немного, оба. У меня от вас голова болит.
Антошка вдруг сорвался с места и начал бегать по проходу, размахивая саблей.
— Забавный мальчуган, — сказал Костя, следя за ним. — А почему ты назвала меня «дядей», а не папой?
— Потому что ты ему не отец. Вернее, плохой отец. Но все равно я рада, что вы наконец-то встретились.
— А уж я-то как рад!
— Не юродствуй. Если хочешь, сам скажи ему, что ты его папа.
— Нет уж, — подумав немного, ответил Константин. — Отца ему ты рано или поздно все равно найдешь. Тогда действительно зачем пудрить ему мозги? А тебя не пугает, что надо родить одного человека только для того, чтобы спасти другого?
— Нет, не пугает. Я спасаю то, что у меня есть, а о том, чего пока нет, стараюсь не думать.
— Чисто женская логика. Задуматься все равно придется. Хочешь анекдот? Ветеринар собирается уезжать после искусственного осеменения. Складывает шприц, перчатки. Его окружают коровы: «А поцеловать?»
— Не смешно, — ответила Ольга, закрывая глаза и прислоняя голову к стеклу.
Это происходило пять лет назад. Константин, носивший тогда лихие гусарские усы, и Ольга, с супермодной прической, стояли на балконе студенческого общежития и смотрели вдаль, на темный массив Лосиного острова. Летний вечер был пьян и весел. Позади них гудела компания из полутора десятков парней и девушек. Гремели динамики, граненые стаканы переходили из рук в руки. Но настроение у Кости было не слишком-то радостным. Только что Оля сказала ему, что ждет ребенка.
— Вообще-то, это удар ниже пояса, — вырвалось у него.
— Как в боксе? — попробовала пошутить она.
— Именно. Запрещенный прием. Я совсем не готов к этому. Меня даже пугает то, что ты сейчас сказала. Черт, бред какой-то! Я — и вдруг папа!.. Мне всего восемнадцать лет. Нет, это невозможно. Я хочу жить, пить, гулять и веселиться. А не нянчить ребенка.
— Но веселиться всю жизнь нельзя, — произнесла Оля.
— Учиться я тоже хочу. И работать. Но не взваливать на себя лишнюю обузу.
— Ты откровенен. А я для тебя тоже обуза?
Константин привлек ее к себе и поцеловал.
— Мы еще слишком молоды, — сказал он. — Ты вот в институт поступила, а я еще нет. Теперь ждать до следующего года. Зачем нам вешать на ноги гири?
— То обуза, то гири… Скажи еще: сети, капкан, ловушка… А я хочу, чтобы у нас был ребенок.
— Но у нас ничего нет, ни жилья, ни денег! Мои родители тебя не слишком-то жалуют. Твоя мать терпеть не может меня. Мы с тобой, как Ромео и Джульетта, между двух родительских огней, а закончится у нас так же трагично, как и в Вероне: я приму яд, а ты заколешь себя кинжалом. Нет повести печальнее на свете… Но те хоть на время склеп сняли, наскребли деньжат, а у нас и на шалаш в Разливе не хватит.
— Ты меня просто не любишь, — промолвила Ольга, отворачиваясь. Только что ее переполняли светлая радость и надежда, и вдруг все сразу куда-то исчезло, подступила черная пустота. Лосиный остров стал выглядеть огромным погостом с верхушками деревьев в виде покосившихся крестов.
— Ну чего ты? — мягко сказал Костя, обнимая ее.
— Это ты мастер запрещенных приемов, — ответила она, отталкивая его руки.
На балкон выскочил с двумя стаканами в руках их друг с кудрявыми волосами, похожий на маленького верткого пса. Его даже звали как-то по-собачьи — Джойстик.
— Дети мои, я вам портвейн принес! — заголосил он. — Чего вы здесь прячетесь? Пошли в комнату, все ждут, когда Костя нам на гитаре сбацает.
— Не сбацаю, — сказал Костя. — Охоты нет.
Он взял один из стаканов и осушил залпом. Настроение было именно таким — под портвейн. Он думал, как же быть дальше и что делать с этой возникшей некстати проблемой?
— Оля, а ты? — протянул ей стакан Джойстик.
— А мне нельзя, — коротко ответила она и ушла в комнату.
Джойстик и Константин остались на балконе одни. И у Костика вдруг начал возникать некий план.
— Вы что, поссорились? — спросил Джойстик. — Я сейчас схожу за ней и приведу обратно.
— Не надо. Дай-ка лучше портвейн.
Он взял второй стакан и стал на сей раз пить медленно, по глотку. Промолвил:
— Она ждет ребенка.
— Ничего себе! — присвистнул Джойстик. — Ну а ты как?
— А я против.
— Ну и дурак! Она же тебя любит. У нас в еврейских семьях дети почитаются за счастье. A y нас, в русских, как внезапный смерч. Никто его не ждет, а он налетает и все ломает. Всю жизнь.
— Ерунда. Женись и рожайте. Все образуется.
— Ты сам, Джойстик, дурак. Надо делать аборт.
— Я бы на это не пошел.
— Тебе и незачем. Или ты тоже забеременел?
— Иди ты к черту! Ты ее сам-то любишь?
Константин допивал портвейн, глядя на океан леса, который волновался от порывов ветра. Серебристый диск луны закрыли грязные тучи.