Похитить Похитонова! - Д. Густо

Выключив духовку и переодевшись в пеньюар струящегося силуэта, располагающего к согласию, Лина раскинулась на бархатном диване того же изабеллового оттенка, каким гордилась когда-то Олли, фотографируясь на радость поклонникам. Это должно было напомнить подсознанию хозяина, как необходима в доме левретка соответствующего окраса.

Он действительно первым делом спросил о собачке:

– А где грызун? Опять выставляет меня тираном, от которого надо прятаться по углам?

– Как прошёл твой день, милый? – понизив голос, распахнула халатик загорелая русалка.

– Самолёт упал, – последовал бодрый ответ. – Ты так спрашиваешь, будто у моей домохозяюшки есть какие-то новости. Стой, я угадаю! Левретка уехала на конференцию инстаграмовских шкур, и я её больше не увижу!

Лина с усилием закрепила на лице спокойствие. Длинная вертикальная полоска обнажённого тела исчезла – атласные кулисы закрылись, и узел на пояске затянулся так же крепко, как обида.

– Ну разве не смешно, – настаивал, раздеваясь, муж. – У собаки же шкура, понимаешь? Ты говорила, вроде, любишь интеллектуальный юмор, игру слов. Эвелина, ну!

Неподвижная мимика до конца вечера сопровождала молчание хозяйки дома.

Где-то очень глубоко она чувствовала себя настоящей Женщиной, умела просить и получать подарки, была достойна самого лучшего.

Но не здесь.

Не здесь.

Марину Васильевну Жарченко в суде называли Духотенко, потому что она завсегда жаловалась, что «духотно» и требовала открывать окна в то время, как худенькие адвокатессы зябли под худенькими пиджачками. Однако в тот день она вспотела основательнее обычного – и на этот раз не только из-за лишнего веса.

Утро началось с того, что неутомимый Витька снова принялся напрашиваться в гости.

– Почему нельзя? – артачился он.

– У меня на стене украденный Похитонов.

– Отлично, Дана так и говорила: вор повесит картину у себя в гостиной, а я приду и даже не смогу её узнать. Проверим?

Жарченко оборвала разговор, чувствуя, как закипает внутренний чайник. Где предел человеческой тупости?! Сместился к туманной дали горизонта, пока она спала? Надо связаться со Всемирной Организацией Здравоохранения – там недавно сдвинули границу молодости на отметку «сорок пять», может и предельно допустимый уровень идиотизма втихомолку растянули?

Когда вмешалась Дана Скоблидюк собственной персоной, из ушей пошёл пар. Послышался пронзительный свист, но это был уже не чайник. Это был один из тех свистков, которые женщины носят на случай нападения. Помогите! Насилуют мозг!

От леденящего голоса все жидкости в организме Марины кинулись встать стеной между ней и надвигающейся опасностью.

Пот спеленал тело.

Слёзы оградили барьером маленькие желтоватые глаза.

Желудок и мочевой пузырь приготовились отбиваться чем бог послал.

Кровь бросилась к кожным рубежам.

Произошло даже то, что можно было бы спутать с половым возбуждением.

Слюна собралась во рту неудобным комком.

С последним симптомом Марина отлично умела справляться, и потянулась было к спасительной коробке шоколадного ассорти. Путь ей преградил настольный календарь с мотивационными фразами для худеющих.

– Не позволю сломить мою силу воли! – объявила Марина конфетам.

Приоткрытая пасть картонной крышки молчала и скептически улыбалась.

*

На заседании она развалилась по-барски, то и дело старалась припугнуть без того затравленного подсудимого, а уж с его молоденькой защитницы вовсе семь потов согнала. Проще говоря, вернулась в свою обычную роль царя горы.

Марине Васильевне нравилось быть судьёй.

Нравилось представляться новым знакомым: «Я – судья», чтобы получалась нагловатая шансонная рифмовка.

Нравилось судить о поступках нищих людей из подворотен общества и нравилось осуждать нахальство юных выпускниц юрфака, дыша им в лицо чесноком вчерашней отбивной.

Нравилось сидеть выше всех, с наслаждением почёсывая широко расставленные ноги, пока звонкий голосок кого-нибудь из малых сих апеллировал к её логике, прозорливости или чувству справедливости.

Не нравились пустые слова «юрист» и «адвокат».

«Защитник» и «подзащитный» вызывали тревогу.

Термин «обвиняемый» радовал Марину Васильевну, так как в нём заключался «заключённый» и звенела вина. Всё было ясно с этими; тюрьмой заканчивались сто процентов заведённых дел.

Женщину будоражило слово «проникновение», она боялась его, но в то же время наслаждалась властью над ним, когда доводилось произносить его в зале суда – перед всеми, открыто, неторопливо.

Любопытно, что об этой своей сверхчувствительности она не догадывалась, а потому для неё остался необъяснимым приступ паники после утреннего разговора, за время которого Дана успела пригрозить ей проникновением и поставить в положение обвиняемой.

*

Масла в тридцатиградусный огонь обеденного перерыва добавляла мелькающая то тут, то там (но всегда поодаль) вихрастая голова, а также прикрытые газетами субъекты на каждой второй скамейке.

Решающий удар – отсутствие любимого коктейля в любимом кафе, до которого она топала дольше обычного из-за того, что оглядывалась да приглядывалась.

Марина придирчиво оценила единственный оставшийся напиток, покачала головой и тяжело опустилась на стул, решив хотя бы передохнуть в приятной обстановке.

Всё-таки жаль, что с понедельника есть здесь нельзя.

Правильный обед ждал её в кабинете – стройные стрелки на дарёных часах с венецианской микромозаикой показывали под присягой, что уже доставлен набор «Похудейка». Три блюда лилипутского объёма содержали колоссальный запас витаминной энергии!!!! По крайней мере, так утверждал основатель бренда готовой еды, раскрученный шеф-повар, действительно весьма энергично скакавший между светскими мероприятиями и постелями любовников.

Марина дверяла ему. Всё лучше, чем потакать собственному желудку, который умолял о добавке после каждой трапезы а ля аскет.

Вот и сейчас она решительно захлопнула меню, невесть как оказавшееся в руках.

Её взгляд из-под нависших век метнулся к аппетитной фотографии на стене, срикошетил за окно, попал в худенькую девушку, которая покачнулась и исчезла из кадра.

Марина схватилась за правый бок, будто возможно было прикрыть его руками от чужих глаз. Насмешница явно пялилась на неё. Это невозможно было доказать, ибо пол-лица подозреваемой закрывали тёмные очки, но после стольких лет практики выводы основываешь больше на интуиции, чем на вещественных доказательствах.

*