В плену страстей - Джулия Джеймс

И Генриху пришлось сделать то, что ему следовало бы сделать полгода назад – раскрыть настоящее положение дел и попросить о комплексе мер по изъятию расходов.

Это не только вывело бы его банк из затруднительного положения, но и приблизило бы к осуществлению заветной мечты. А не задумал ли Генрих это с самого начала? От него всего можно ожидать. Гай всегда знал, что в амбиции Генриха входит – любыми способами – расширить влияние своей семейной ветви. А Гай никогда на это не шел. И не только из-за деловых качеств Генриха – явное доказательство, что он был прав, плохое управление инвестиционным банком, – но и по более веским причинам. Мания величия Генриха распространялась не только на любовь к королевским замкам, но и на династические браки.

Гай не один год игнорировал прозрачные и не совсем прозрачные намеки. Что из того, что у Генриха нет сыновей, а только дочь? Она вполне может унаследовать его место в банкирском доме «Рошмон-Лоренц». На дворе двадцать первый век. Но Генрих считал это невозможным, хотя уже появились весьма компетентные молодые бизнес-леди среди и Рошмонов, и Лоренцев, которые поднялись на высшие ступени семейной корпорации, так что нет причин, почему бы Луизе, если у нее обнаружатся к этому склонности, со временем тоже не попробовать свои силы на этом поприще.

Хотя, судя по тому, какой он помнит Луизу, она не проявляла никаких финансовых талантов. Она изучала, кажется, экологию, и к тому же у него сложилось впечатление, что она застенчива.

Но какой бы застенчивой она ни была, она, несомненно, появится сегодня вечером. Правда, пока что он ее не видел, но заметил, что Анна-Лиза несколько раз поднимала глаза на лестницу, ведущую в верхние этажи замка. А вдруг Луиза вообще не появится? Хорошо бы.

Время шло, хозяева занимали его светской беседой, пустой и скучной. У Гая росло раздражение и злоба на Генриха с его финансовыми махинациями. Терпению Гая пришел конец.

– Где Луиза? – напрямик спросил он и получил уклончивое объяснение, что разозлило его еще сильнее.

– Ты должен принять во внимание ее волнение, Гай, – ангельским голосом сказала Анна-Лиза. – Она конечно же хочет произвести на тебя самое лучшее впечатление, зная, какой у тебя тонкий вкус. Да и твоя репутация внушает определенный страх. А вот и она!

Гай обернулся – по лестнице спускалась Луиза.

Его предполагаемая невеста.

Представить себе девушку менее подходящую на роль будущей мадам Гай де Рошмон, было бы трудно.

На мгновение, словно вспышка, в мозгу возник портрет совершенно другой женщины – элегантной и холеной. Он моргнул, отгоняя яркий образ. С этим покончено.

А рядом с ним мать Луизы в ужасе еле слышно охнула. И понятно почему – ее дочь не утрудила себя тем, чтобы одеться соответствующим образом к обеду. На ней были джинсы, джемпер и кроссовки, волосы завязаны в хвост, а на лице никаких признаков макияжа.

– Луиза, о чем ты только думаешь? – потребовала объяснения мать, а отец побагровел от гнева.

В широко раскрытых карих глазах Луизы промелькнул испуг.

– У меня не было времени, чтобы переодеться, – ответила она. – И вообще… какое это имеет значение? Я же знаю Гая всю жизнь, – оправдывалась Луиза, и Гаю даже стало ее жалко.

Каждодневная одежда Луизы могла не отвечать его собственным вкусам или представлениям света о том, как должна выглядеть его жена, но она не виновата в амбициозных планах своего папочки.

Гай бесился. Если бы был хоть какой-то выход, чтобы разоблачить дьявольский блеф Генриха и не дать себя обмануть! Но, черт подери, Генрих оказался прав – любой видимый знак поддержки «Инвестициям Лоренца», доказывающий консолидацию семейного банкирского дома, насторожит финансовый мир. И это может иметь разрушительные последствия, в худшем случае произойдет эффект домино, который сметет не только банк Генриха. Будь у Гая достаточно времени, он смог бы предотвратить любую угрозу, уберечь банк Лоренца от краха, но времени ни у него, ни у банка не было. Вот почему Генрих – будь он проклят! – придумал этот воистину макиавеллиевский выход из положения в виде архаичного, династического брака.

– Мой дорогой мальчик…

Таким обращением, от которого Гай заскрежетал зубами, Генрих предварил сообщение о своем плане по спасению банка и собственной шкуры.

– Это превосходный выход! Союз между двумя семейными ветвями обеспечит замечательную возможность для более близких финансовых связей. Что может быть разумнее? Мы избежим сплетен и чрезмерного внимания со стороны прессы и финансовых аналитиков. Любое финансовое… урегулирование… – выбор Генрихом синонима срочным мерам, которыми спасают прогоревшие фирмы, взбесил Гая, он чувствовал, как вокруг него захлопывается ловушка, – может пройти совершенно безболезненно, – заключил как ни в чем не бывало Генрих. Он не заикнулся о затратах, которые придется понести, чтобы защитить его инвестиционный банк от разрушительных долгов, возникших исключительно из-за его необузданной жадности. А теперь он расценивает брошенный ему «спасательный круг» как благоприятную коммерческую возможность! – Ну, сто лет назад такое… вложение рассматривалось бы как выкуп за невесту! Разумеется, скрепленное, – Генрих весело улыбался, глядя на будущего зятя, – положением твоей правой руки в совете директоров.

Ответ Гая был краток и категоричен.

– Генрих, ты забываешь, что это срочные меры по спасению твоего банка. И ничего более. Надеюсь, что ты сознаешь – очень надеюсь, – что я сделал это ради всех нас. Крах – дело твоих рук, а единственное вознаграждение, на которое ты можешь рассчитывать, – это возможность выжить.

Генрих решил не обижаться и дружелюбно продолжил:

– А ты, мой мальчик, получаешь в качестве вознаграждения мою дочь. Идеальный брак!

Слова прозвучали фальшиво, а теперь, когда Гай смотрел на Луизу, он еще сильнее ощутил всю фальшь ситуации.

Образ, о котором он запретил себе думать, остался в прошлом. Алекса…

А теперь, нравится ему или нет, придется смириться с тем, что готовит ему будущее. Будущее с Луизой фон Лоренц. Она стоит перед ним, хорошенькая брюнетка в спортивной одежде, подходящей к ее мальчишескому облику, но не такую внешность он ценит в женщине. Ей бы жить где-нибудь в шале, а не быть хозяйкой огромного замка.

Отец Луизы быстро подошел к ней и схватил за руку.

– Немедленно поднимись наверх и переоденься, – зашипел он на свою своенравную дочь.

– В этом нет необходимости, – вмешался Гай.

Он чувствовал, как закипает, но не изливать же раздражение на злополучную Луизу.

– Может быть, пойдем обедать? – сказала хозяйка, чтобы разрядить обстановку.

Гай молча взял Луизу под локоть, обтянутый шерстяным рукавом джемпера, и повел в необъятных размеров столовую.

Железная воля помогла ему справиться с досадой и гневом.

Алекса рисовала. Рисовала без остановки всю неделю. Она получила новый заказ на портрет и изнуряла себя работой, а Имоджен договорилась о еще двух заказах. Алекса была ей благодарна – она знала, что подруга сделала это умышленно. До сих пор ей удавалось держать себя в руках, хотя в тот первый вечер после расставания с Гаем, когда к ней пришла Имоджен, Алекса едва не расплакалась. Имоджен уговаривала ее поплакать, но Алекса не показала своей слабости. И она не позволила Имоджен называть Гая ублюдком и рассказывать подробности его предстоящей свадьбы.