Цвет крови. Дикие дни - Алексей Калугин

Беседу прервал стук каблучков по мраморной лестнице.

Неторопливо ступая, Юлия Алексеевна Левченко плавно спускалась по лестнице, едва касаясь пальцами мраморных перил. Высокая, стройная, светловолосая, в белом, накрахмаленном до хруста халате, с большими, едва ли не в пол-лица очками в причудливой пластиковой оправе – она шла, внимательно изучая взглядом гостей. Двое из них были ей хорошо знакомы. Третьего, в светло-коричневом пальто и широкополой шляпе, она видела впервые, но уже чувствовала к нему расположение.

Мастер порывисто сорвался с места и встретил Юлию возле лестницы, заставив ее остановиться на последней ступени.

– Юлия Алексеевна! Позвольте представиться – Мастер!

Он сорвал шляпу с головы, откинул руку со шляпой в сторону и низко опустил голову, прижав подбородок к воротнику рубашки с расстегнутой верхней пуговицей.

– Просто Мастер? – с интересом посмотрела на него Юлия. – И все?

– Если вам так будет угодно, – улыбнулся Мастер.

У него не было никакого личного опыта общения с женщинами. Вся информация на эту тему была почерпнута им из литературы и фильмов. Но получалось у него все естественно и живо, хотя, может быть, и немного пафосно. А некоторая избыточность только придавала его действиям живописную яркость. Внимательно посмотрев на него, Юлия пришла к выводу, что Мастер был похож на Фредди Меркьюри времен его золотой поры. Только усов не хватало. Хотя, дело было не столько во внешнем сходстве, сколько в эмоциональном ключе.

– Ну, что ж, пусть будет просто Мастер, – улыбнулась Юлия. – Но тогда уж и меня называйте только по имени.

Мастер кинул шляпу на голову и протянул обе руки, будто желая помочь Юлии спуститься с последней ступени лестницы. Но как только она вложила свою руку в его ладонь, Мастер припал к ее запястью поцелуем.

– Ну, это уже слишком, – недовольно сдвинула брови Юлия.

– Серьезно? – недоверчиво посмотрел на нее Мастер.

– Абсолютно.

– Извините, – Мастер выпустил руку Юлии из своей.

Вид у него при этом был совершенно обескураженный. Он понял, что совершил ошибку, но не мог сообразить, в чем именно она заключалась.

Юлия сама сделала последний шаг с лестницы и, словно позабыв о Мастере, направилась к стоявшим у дверей Шаркову и Карцеву.

– Ну, что? – спросила она с видом строгим, как у учительницы алгебры. – Наконец-то нашли время дать о себе знать?

– Это Мастер! – тут же кивнул на альтера Виктор.

– При чем тут Мастер? – недоумевающе развела руками Юлия.

– Это Мастер привез нас сюда.

– То есть без него вы бы сюда не приехали?

– Без него нас бы сюда не пустили, – уточнил Шарков.

Юлия молча кивнула – с последним трудно было поспорить.

– Ну а как вам удалось получить пропуск? – спросила она у Мастера.

– У нас не было пропуска, – ответил тот.

– Шутите?

– Вовсе нет.

– Как же тогда?..

Мастер вскинул руки и раскинул пальцы веером.

– Ловкость рук.

– Он вместо пропуска дал охраннику карманный календарик, – сообщил Карцев.

– Охранник взял календарик и пропустил вас? – недоверчиво прищурилась Юлия.

– Именно так, – подтвердил Мастер.

– Ложь! – презрительно фыркнула Юлия. – Он бы не смог этого сделать, даже если бы захотел!..

– Послушайте, – осторожно, боясь вновь допустить какую-нибудь оплошность, Мастер кончиками пальцев коснулся локтя женщины. – Давайте поговорим обо всем в машине.

– Игорь, когда звонил, сказал, что вы собираетесь навестить моего отца, и предложил составить вам компанию. К нему в лабораторию вы тоже собираетесь заявиться без пропуска?

– Да, – кивнул Мастер.

Лицо и взгляд у него при этом были такие, что его просто невозможно было заподозрить во лжи.

– Но это невозможно, – качнула головой Юлия.

– Давайте съездим и проверим, – заговорщицки подмигнул Мастер. – Вам же хочется это, Юлия! Вы ведь никогда не были на работе у своего отца и понятия не имеете, чем он там занимается! Кроме того, я думаю, он будет рад вас видеть.

– Как бы мне этого ни хотелось, я не могу покинуть пансионат во время своей смены, – обреченно вздохнула Юлия.

– И кто может вас от этого освободить? – спросил Мастер.

– Ну, если только сам спин-протектор, – улыбнулась Юлия.

– Отлично. У вас есть мобильный? – Мастер протянул руку.

– Это уже не смешно, – Юлия перестала улыбаться.

– А я вовсе и не шучу, – вполне серьезно ответил ей Мастер.

– Он не шутит, – подтвердил Виктор.

Устало опустившись на стул, Димон стянул с головы темно-малиновую спортивную шапку с широкими отворотами, под которой пряталась неизменная бандана с черепами. Расстегнув куртку, Димон сдернул с шеи шарф.

– Чаю хочешь? – спросил Соломон.

– С превеликим удовольствием, – блаженно улыбнулся Димон.

Соломон включил электрический чайник и поставил на стол две большие кружки.

Димон постоянно жил в другом убежище, но раз в неделю-другую, как позволяли обстоятельства, наведывался в Студельки, чтобы обсудить с Соломоном насущные вопросы, которых и с самого начала была тьма-тьмущая, а с каждым днем становилось все больше.

– Ну, как тут у вас? – спросил Димон.

– Как и прежде, – ответил Соломон. И, немного подумав, добавил: – Скучно.

Димон улыбнулся.

Нужно было знать Соломона, чтобы понять, что означало это его «скучно». Деятельная натура Соломона не давала ему и минуты на месте просидеть, если он не был занят каким-то делом. А он умел находить для себя дела. Причем такие, справиться с которыми мог только он один. Кто еще, как не Соломон Шток, смог бы построить поселок, продумать и организовать всю инфраструктуру, чтобы собрать в одном месте более пятисот альтеров? И все это в ближнем Подмосковье, под самым носом у ловчих. И поселок этот просуществовал не год и не два, а десять лет. До тех пор, пока слетевший с катушек альтер Алексей Муромский не возомнил себя Мастером и не сдал, каналья, поселок ловчим.

Соломон утверждал, что Муромский на самом деле Мастер и что у него есть какой-то там план, ради которого он и указал на поселок ловчим. Димон в это не то чтобы не верил – скорее, не хотел смешивать все в одну кучу: планы Муромского и планы Соломона. Что там замышляет Муромский, никому не ведомо, а Соломон вот уже на протяжении многих лет вполне конкретно помогал альтерам выживать и оставаться самими собой в мире, который отказывался их принимать.