Конклав - Роберто Пацци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В следующую ночь он пошел в другой вестибюль, чтобы поискать лоджию, открытую на двор Сан Домазо, и глотнуть свежего ночного воздуха. Проходя мимо одной из дверей, услышал крик кардинала из Сиднея, который можно было прекратить только уколами морфия. У него был рак, но он хотел участвовать в конклаве и уговорил своего врача не говорить никому о болезни. Одним кардинал был доволен: морфий ему давали со всей щедростью, на которую был способен ватиканский врач.
Кто-то, возможно и Рабуити, как-то сказал, что архиепископа из Сиднея в энный раз изматывал кризис его страшной болезни, лейкемии.
С наступлением рассвета, после ночи с криками этого несчастного Мюррея, епископа из Сиднея, вернулся к себе и позвонил сестре Кларе в Болонью, зная, что встает она рано.
– Это ты, Этторе? Как дела?
– У меня все хорошо, но только я беспокоюсь.
– О чем? Что случилось? Как там у вас?
– Да, никак… никакого продвижения, небось, сама знаешь из газет. Давай поговорим о другом. Что делает Франческо? Вы машину ему купили? Он едет в Америку этим летом?
– Конечно, нужно было купить машину – все лучше, чем мопед. Сейчас мы же избавились от мучительного страха – как бы он не стал лихачом. Можешь себе представить?… ну, а что сделать? У всех его друзей есть машины.
– А Америка?
– Тут мы еще не отступились, но предвижу, что нам не удастся его уговорить.
– У него ведь была хорошая английская школа, еще в детстве. Не хотите же вы, чтобы он проводил каникулы в Римини, или в Рапалло…
– Да, тут еще девица – а это уже серьезный аргумент.
– Так рано?
– Этторе, да ему же двадцать.
– И что? Вы хоть что-то знаете о ней?
– Естественно, уже два года, и в Америку он собирается только с этой девушкой. Неплохая будет семья, по современным понятиям.
– Это ты говоришь. Вы хоть видели ее?
– Много раз она убегала от него, – парень не находил себе места. Ты не можешь себе представить, каким он становится, когда обнимает эту блондинку. Наконец, вчера представил ее нам.
– Не ревнуй.
– Хотела бы я посмотреть на тебя, будь ты на моем месте.
– Это да; но вы не должны разрешать ему ехать в Америку, он ведь такой еще молодой.
– Да, нет же, Этторе, не так это. Его друзья в их двадцать объездили же полмира.
И во время разговора, пока сестра еще что-то говорила, Этторе Мальвецци вдруг почувствовал тяжесть этой комнаты, может быть, от воспоминаний. Фигура племянника вживе возникла перед его глазами – каким он видел мальчика в последний раз; ростом уже много выше его самого: безумец – постоянно в движении; с сотовым телефоном в руках, – то сам звонит, то отвечает на звонки. И все это параллельно с разговорами по телефону с дядей, матерью и другом во время еды; голубая джинсовая рубашка распахнута на груди, серьга в правой мочке…
Звонок сестре вернул его к реальности этого места, запрятав поглубже нахлынувшее на него сияние юности. В нескольких метрах от него, у небольшой дыры в полу около стены, две огромные крысы бегали взад-вперед, пытаясь набраться смелости и выбрать такую позицию, чтобы можно было без лишнего риска стянуть маленький кусочек хлеба с сыром, неизвестно почему оставленного на полу Контарини. Это были страшные крысы, черные, длинные, поджарые, с заостренными мордами и торчащими в разные стороны усами; с глазами странно-белыми, блестевшими на черных головах.
У него по спине побежали мурашки; эти крысы не были похожи ни на тех, что обитали в его жилье на холмах Ланге, ни на тех, которых он видел у венецианских каналов. У этих вид был наглый, они все рвались к блюду, чтобы схватить сыр, кроме того, все это происходило почти посреди комнаты, в нескольких метрах от него.
– Этторе, ты все еще тут? Ты меня слышишь?
– Конечно, Клара, извини, что-то я сегодня рассеянный.
– Да ты здоров ли? Как твои шейные позвонки?
– Да вроде ничего… Я невнимателен из-за крыс… Невероятно – какие они огромные…
– Немедленно сделайте в Ватикане дезинфикацию… – брезгливо посоветовала Клара, не имевшая никакой симпатии к клирикам.
– Да не просто это.
И пока Мальвецци справлялся с внутренним холодом от отвращения, две крысы рядом с ним начали драться за обладание этим куском. Дуэль проходила по их правилам: они скакали, кусались и терзали друг друга.
– Слушай, нам нужно прекратить разговор, потому что крысы вытворяют тут нечто ужасающее.
– Постой, забыла у тебя спросить одну вещь. Ерунда, наверное, но любопытно: я даже Франческо насмешила. Одна моя подружка из Виченцы позвонила мне и прочла отрывок из местной газеты – там говорится, что у вас в конклаве есть турецкая баня!
– Турецкая баня? Хотел бы я знать – как им удалось такое выдумать.
– Этторе, нельзя ли убыстрить ваш конклав?…
Мальвецци положил трубку и, свернув газету в трубочку, хотел разогнать крыс. Но на виду их уже не было, они переместились ближе к комнате Контарини, который появился как раз в этот момент. Молодой секретарь, увидев крысиную драку, не сдержался и дико закричал.
– Контарини, что с Вами, идите немедленно за шваброй и предупредите нужных людей, что следует немедленно убрать эту мерзость из наших комнат… Идите!
Контарини, никогда не закуривавший в присутствии кардинала, нарушая порядок, полез в карман, достал сигарету и зажег ее.
– Контарини, не советую Вам курить в моей комнате.
Но быстрая фигура капеллана уже испарилась. Контарини смял сигарету и проскочил на лестницу, где курить тоже запрещалось.
Да, а вот Франческо курить начал тайно и сотнями сигарет доводил мать до сумасшествия.
Не мог не размышлять о племяннике, как вдруг – итальянские кардиналы все еще сидели за столом с разложенными на нем газетами – распахнулась дверь и на пороге появился молодой швейцарский солдат. Он еле держался на ногах, вид у него был раздрызганный: мундир расстегнут, шлем в руках.
Все опешили. Швейцарский гвардеец – пьяный? Еще не хватало, чтобы это увидел камерленг, или кто-нибудь из его офиса.
Вероятно, солдатик ошибся дверью, но Мальвецци понял – на самом деле что-то произошло. Эту наглую морду с голубыми глазами и белокурыми волосами, спадающими на плечи, он отметил еще раньше, среди постоянных товарищей, скрадывающих одиночество Контарини.
– Как вы посмели помешать нам? С какой стати… Немедленно скажите ваше имя, завтра же я его сообщу вашему командиру! – возмутился архиепископ из Милана, правда, больше из-за страха коллег перед этим неожиданным вторжением.
– Блаженная юность, оставим это; наверное, очень нудно двадцатилетнему парню сторожить нашу старость, нас старых…