Белые на фоне черного леса - Елена Минкина-Тайчер

А еще она любила супы и гречневую кашу, поэтому пасмурными вечерами мы развлекались сочинением рецептов – суп с фрикадельками, суп с грибами и домашней лапшой, красный суп с чечевицей, желтый суп с тыквой. Тихо звучал Шопен, шуршал мелкий дождик, булькала гречневая каша, обильно сдобренная жареными кабачками, и я рассказывала о недавно увиденном фильме, где женщина потеряла на детской площадке маленькую дочку, а через много лет встретила страшно напомнившую ее взрослую девушку. И они начинают жить вместе, и привязываются друг к другу, только женщина изо всех сил избегает смотреть на бедро девушки, где у ее дочки было заметное родимое пятно.

– Ой, Алина Карловна, вы так интересно рассказываете, намного лучше, чем в кино, – хохочет Светка. – Я смотрела этот фильм с девочками, сплошное занудство!

Света легко училась, намного лучше других детей, но быстро отвлекалась. И сказывались потерянные годы скитания по родственникам.

– Могу найти приличных репетиторов, – предложила моя вечная спасительница Люся, – подтянут для поступления в мединститут, не сомневайся! Или ты хочешь в педагогический? Мой Санька уж на что лодырь, а поступил, никуда не делся.

– Светик, ты хотела бы поступить в мединститут? Стать врачом? Или давай попробуем в педагогический?

– Ой, Алина Карловна, я же восьмой класс не окончила, зачем так далеко загадывать! Давайте пойдем опять на концерт, а?

Да! Она ходила со мной на концерты классической музыки. Надевала выходное платье и послушно вдыхала сложную, непостижимую для многих гармонию. Вот умница! И сразу научилась не хлопать между частями симфонии, как некоторые начинающие слушатели. Только «Весна священная» Стравинского оказалась ей не по силам, как, предполагаю, и любому подростку, и мы позорно сбежали в ближайшую кондитерскую и, нарушив все диеты, слопали по два огромных пирожных с шоколадом и взбитыми сливками.

Как странно наполнилась смыслом моя жизнь! Вдруг захотелось сменить обои, повесить новые нарядные занавески. Вечером я спешила домой, бежала по узенькой тропинке, заранее ожидая теплый живой свет из окон. Я даже, собрав все свое мужество и трижды посоветовавшись с Люсей Пушко, нашла мастеров и сделала настоящий прекрасный ремонт – теплую пристройку с туалетом и ванной, отделанной красивым голубым кафелем, просторную веранду, новые ступеньки крыльца. Видела бы Фаина Петровна этакую роскошь! Для Светы я купила небольшой, но очень милый письменный столик с полочкой для учебников и стала втайне копить деньги на компьютер. Говорят, современные студенты большинство работ выполняют на компьютере. И не нужны никакие атласы и энциклопедии, все есть в интернете!

После восьмого класса, ничего мне не сказав, Света забрала документы из школы и подала в медицинское училище.

– Но почему?! Почему такой заниженный старт? Медицинская сестра никогда не сможет стать врачом, как ефрейтор в армии – офицером. Ты способна на большее!

– Миленькая Алина Карловна, не нужно меня переоценивать. Вы меряете по себе, а я – другой человек. Подумайте, как долго еще пришлось бы учиться на врача: два года в школе, потом шесть в институте. Без денег. Без жилья. А так уже через четыре года я стану совершенно самостоятельным человеком. И уже в училище могу подрабатывать! Например, убираться по вечерам.

«Но я не собираюсь тебя бросать, – хотелось мне крикнуть. – Я буду помогать, пока ты учишься. И жилье у меня есть. У нас есть».

Могла ли я так сказать? Навесить свои мысли и планы? Подумаешь, жилье – старый домик из двух комнат! Подумаешь, моя любовь и привязанность. Кто из детей это ценит?

– Но ведь ты решаешь на всю жизнь. Потом намного труднее окажется доучиться или поменять профессию.

– Если меня это не волнует, то почему должно волновать вас?

Я сдалась. Правда, позвонила в училище, где меня помнили и по старой дружбе проверили, чтобы Света попала на лучший поток. Она получила место в общежитии, но продолжала приходить почти каждый день, я заранее готовила любимый красный суп, покупала баранки с маком и ореховое мороженое. Мы так же слушали Шопена и на новогодние каникулы съездили в Москву на выставку в Пушкинском музее. Училась она по-прежнему очень хорошо, перед каждым экзаменом мы вместе сидели над вопросами, и я в очередной раз мечтала, как она закончит училище с отличием и все-таки поступит в медицинский. Брать у меня деньги на расходы Света категорически отказывалась, и тогда родилась очередная гениальная мысль, благо наш директор к тому времени ушел на пенсию и я заняла его место. Я устроила Свету формально на ставку уборщицы, чтобы она получала зарплату и заодно шел рабочий стаж. Правда, никто не знал, что за реальную уборку я из своего кармана доплачиваю нашей старой нянечке тете Наташе.

Выпускные экзамены в училище были сданы почти так успешно, как я и надеялась. К сожалению, буквально в разгар сессии Света познакомилась с каким-то мальчишкой, совершенно неподходящим для романа, как она сама сказала, и категорически отказалась меня с ним знакомить, только ненароком показала маленькую нечеткую фотографию. Но этот неподходящий тип все же помешал ее отличному диплому, вплелась даже одна тройка, на что я, собрав все внутренние силы, не сказала ни слова. К выпускному вечеру я приготовила замечательно красивую и дорогую сумочку, в которую положила крупную сумму денег, накопленную на покупку новой мебели, испекла огромный торт с красным крестом из клубники на белом кремовом фоне и надела свое парадное «оперное» платье.

Но Света не пришла на выпускной. Оказалось, она забрала диплом за день до назначенного праздника и уехала. Кажется, в Москву. Кажется, с тем самым неподходящим знакомым. Точно мне неоткуда было узнать. Через десять месяцев на адрес детдома пришло письмо, что все у нее нормально, работает в больнице, с приятелем давно рассталась, подумывает, не пойти ли учиться дальше. Больше я ее никогда не видела.

А в октябре того же года появились Гроссманы. Мрачный молчаливый Вася и солнечная кареглазая Катька. Ужасно, что я так и не разобралась с их странной историей и непонятной фамилией. Нужно было серьезнее заняться лечением Кати, нужно было всеми силами вытаскивать Васю из коррекционного класса, но у меня кончились силы. Просто кончились силы.

Уважаемая госпожа директор, пожалуйста, выслушайте меня как можно внимательнее, я приехал с очень важным разговором.

Да, конечно, в первую очередь я хочу предъявить свои документы. Менделевич Барух Абрамович, полковник в отставке, гражданин Израиля с 1990 года. Нет-нет, я объезжаю все детдома вашей области, вы уже четвертые. Речь идет о поиске детей с еврейскими корнями. Конечно, я объясню.

Может быть, вы помните, по какому принципу Гитлер уничтожал евреев? – До третьего колена. То есть если дедушка родился евреем, это считалось достаточным основанием для убийства внуков. По тому же принципу наше государство дает полноправное гражданство всем детям и внукам еврея. И тоже до третьего поколения. Логично, не правда ли? Конечно, если можно найти логику в убийстве ребенка. Так вот, учитывая судьбу, которая постигла мой народ, нетрудно понять, что еврейских детей-сирот почти не оставалось – люди погибали целыми семьями, более того, детей убивали в первую очередь. Поэтому у нас особенно трепетное отношение к еврейским детям, даже в третьем поколении.