451 градус по Фаренгейту - Рэй Брэдбери

— Программу.

— Какую?

— Очень хорошую.

— Кто играл?

— Да, ну там вообще — вся труппа.

— Вся труппа, вся труппа, вся труппа… — Он нажал пальцами наноющие глаза. И вдруг бог весть откуда повеявший запах керосина вызвал у негонеудержимую рвоту.

Продолжая напевать, Милдред вошла в комнату.

— Что ты делаешь? — удивлённо воскликнула она. Он в смятениипосмотрел на пол.

— Вчера мы вместе с книгами сожгли женщину…

— Хорошо, что ковёр можно мыть.

Она принесла тряпку и стала подтирать пол.

— А я вчера была у Элен.

— Разве нельзя смотреть спектакль дома?

— Конечно, можно. Но приятно иногда пойти в гости.

Она вышла в гостиную. Он слышал, как она поёт.

— Милдред! — позвал он.

Она вернулась, напевая и легонько прищёлкивая в тактпальцами.

— Тебе не хочется узнать, что у нас было прошлой ночью? —спросил он.

— А что такое?

— Мы сожгли добрую тысячу книг. Мы сожгли женщину.

— Ну и что же?

Гостиная сотрясалась от рёва.

— Мы сожгли Данте, и Свифта, и Марка Аврелия…

— Он был европеец?

— Кажется, да.

— Радикал?

— Я никогда не читал его.

— Ну ясно, радикал. — Милдред неохотно взялась за телефоннуютрубку. — Ты хочешь, чтобы я позвонила брандмейстеру Битти? А почему не ты сам?

— Я сказал, позвони!

— Не кричи на меня!

— Я не кричу. — Он приподнялся и сел на постели, веськрасный, дрожа от ярости.

Гостиная грохотала в жарком воздухе.

— Я не могу сам позвонить. Не могу сказать ему, что я болен.

— Почему?

«Потому что боюсь, — подумал он. — Притворяюсь больным, как ребёнок,и боюсь позвонить потому, что знаю, чем кончится этот короткий телефонныйразговор: „Да, брандмейстер, мне уже лучше. Да, в десять буду на работе“».

— Ты вовсе не болен, — сказала Милдред. Монтэг откинулся напостели. Сунул руку под подушку. Книга была там.

— Милдред, что ты скажешь, если я на время брошу работу?

— Как? Ты хочешь всё бросить? После стольких лет работы?Только из-за того, что какая-то женщина со своими книгами…

— Если бы ты её видела, Милли…

— Мне до неё нет дела. Не держала бы у себя книги! Самавиновата! Надо было раньше думать! Ненавижу её. Она совсем сбила тебя с толку,и не успеем мы оглянуться, как окажемся на улице, — ни крыши над головой, ниработы, ничего!

— Ты не была там, ты не видела, — сказал Монтэг. — Есть,должно быть, что-то в этих книгах, чего мы даже себе не представляем, если этаженщина отказалась уйти из горящего дома. Должно быть, есть! Человек не пойдётна смерть так, ни с того ни с сего.

— Просто она была ненормальная.

— Нет, она была нормальная. Как ты или я. А может быть, даженормальнее нас с тобой. И мы её сожгли.

— Это всё пройдёт и забудется.

— Нет, это не пройдёт и не забудется. Ты когда-нибудь виделадом после пожара? Он тлеет несколько дней. А этот пожар мне не потушить доконца моей жизни. Господи! Я старался потушить его в своей памяти. Всю ночьмучился. Чуть с ума не сошёл.

— Об этом надо было думать раньше, до того, как ты сталпожарным.

— Думать! — воскликнул он. — Да разве у меня был выбор? Мойдед и мой отец были пожарными. Я даже во сне всегда видел себя пожарным.

Из гостиной доносились звуки танцевальной музыки.

— Сегодня ты в дневной смене, — сказала Милдред. — Тебеполагалось уйти ещё два часа тому назад. Я только сейчас сообразила.

— Дело не только в гибели этой женщины, — продолжал Монтэг.— Прошлой ночью я думал о том, сколько керосина я израсходовал за эти десятьлет. А ещё я думал о книгах. И впервые понял, что за каждой из них стоитчеловек. Человек думал, вынашивал в себе мысли. Тратил бездну времени, чтобызаписать их на бумаге. А мне это раньше и в голову не приходило.

Он вскочил с постели.

— У кого-то, возможно, ушла вся жизнь на то, чтобы записатьхоть частичку того, о чём он думал того, что он видел. А потом прихожу я, и —пуф! — за две минуты всё обращено в пепел.

— Оставь меня в покое. — сказала Милдред. — Я в этом невиновата.

— Оставить тебя в покое! Хорошо. Но как я могу оставить впокое себя? Нет, нельзя нас оставлять в покое. Надо, чтобы мы беспокоились,хоть изредка. Сколько времени прошло с тех пор, как тебя в последний раз что-тотревожило? Что-то значительное, настоящее?

И вдруг он умолк. Он припомнил всё, что было на прошлойнеделе, — два лунных камня, глядевших вверх в темноту, змею-насос с электроннымглазом и двух безликих, равнодушных людей с сигаретами в зубах. Да, ту Милдредчто-то тревожило — и ещё как! Но то была другая Милдред, так глубокозапрятанная в этой, что между ними не было ничего общего. Они никогда невстречались, они не знали друг друга…

Он отвернулся.

Вдруг Милдред сказала:

— Ну вот, ты добился своего. Посмотри, кто подъехал к дому.

— Мне всё равно.

— Машина марки «Феникс» и в ней человек в чёрной куртке соранжевой змеёй на рукаве. Он идёт сюда.

— Брандмейстер Битти?

— Да, брандмейстер Битти.

Монтэг не двинулся с места. Он стоял, глядя перед собой нахолодную белую стену.

— Впусти его. Скажи, что я болен, — промолвил он.

— Сам скажи. — Милдред заметалась по комнате и вдругзамерла, широко раскрыв глаза, — рупор сигнала у входной двери тихо забормотал:«Миссис Монтэг, миссис Монтэг, к вам пришли, к вам пришли. Миссис Монтэг, к вампришли». Рупор умолк.

Монтэг проверил, хорошо ли спрятана книга, не спеша улёгся,откинулся на подушки, оправил одеяло на груди и на согнутых коленях.