Психология народов и масс - Гюстав Лебон

Лучший пример представляет нам буддизм, который после того, как был перенесен в Китай, до того стал там неузнаваем, что ученые сначала приняли его за самостоятельную религию и потребовалось очень много времени, чтобы узнать, что эта религия – просто буддизм, видоизмененный принявшей его расой. Китайский буддизм вовсе не буддизм Индии, сильно отличающийся от буддизма Непала, а последний, в свою очередь, удаляется от буддизма Цейлона. В Индии буддизм был только схизмой предшествовавшего ему браманизма (от которого он в сущности очень мало отличается), точно так же, как в Китае – схизмой прежних верований, к которым он тесно примыкает.

То, что строго доказано для буддизма, не менее верно для браманизма. Так как расы Индии чрезвычайно различны, то легко было допустить, что под одинаковыми названиями у них должны были быть чрезвычайно различные религиозные верования. Несомненно, все браманистские племена считают Вишну и Шиву своими главными божествами, а Веды – своими священными книгами; но эти главные божества оставили в религии только свои имена, священные же книги – только свой текст. Рядом с ними образовались бесчисленные культы, в которых можно находить в зависимости от расы самые разнообразные верования: монотеизм, политеизм, фетишизм, пантеизм, культ предков, демонов, животных и т. д. Если судить о культах Индии только по тому, что говорят Веды, то невозможно было бы составить ни малейшего представления о божествах и верованиях, господствующих на громадном полуострове. Заглавие священных книг почитается у всех браминов, но от религии, которой эти книги учат, вообще ничего не остается.

Даже сам ислам, несмотря на простоту его монотеизма, не избег этого закона: существует громадное расстояние между исламом Персии, Аравии и Индии. Индия, в сущности политеистическая, нашла средства сделать политеистической наиболее монотеистическую из религий. Для 50 миллионов мусульман-индусов Магомет и святые ислама являются только новыми божествами, прибавленными к тысячам других.

Ислам даже не успел установить того равенства всех людей, которое в других местах было одной из причин его успеха: мусульмане Индии применяют, подобно другим индусам, систему каст. На Декане, среди дравидийских народностей, ислам стал до того неузнаваем, что нельзя его более отличать от браманизма; он бы от него вовсе не отличался, если бы не имя Магомета и не мечеть, где поклоняются обоготворенному пророку.

Вовсе не нужно идти в Индию, чтобы видеть глубокие изменения, каким подвергался ислам, переходя от одной расы к другой. Достаточно посмотреть на Алжир. Он заключает в себе две совершенно различные расы: арабов и берберов, одинаково мусульман. Но от ислама первых до исламизма последних очень далеко; полигамия Корана превратилась в моногамию у берберов, религия которых есть только соединение ислама со старым язычеством, царившим между ними в течение многих веков, когда еще господствовал Карфаген.

И религии Европы не ускользнули от общего закона – видоизменяться сообразно с душой принимающих их рас. Как и в Индии, буква догматов, установленных текстами, осталась неизменной; но это только простые формулы, смысл которых каждый истолковывает по-своему. Под общим названием христиан мы находим в Европе настоящих язычников, например нижнебретонца, молящегося идолам; фетишистов, например испанца, обожающего амулеты; политеистов, например итальянца, почитающего за различные божества Мадонн каждого селения. Ведя исследование дальше, можно было бы легко показать, что великий религиозный раскол реформации был необходимым следствием истолкования одной и той же религиозной книги различными расами: северные расы сами желают исследовать свою веру и регулировать свою жизнь; южные же народы остались далеко позади с точки зрения независимости и философского развития. Ни один пример не может быть более убедительным.

Но это факты, развитие которых нас завлекло бы очень далеко. Нам придется еще меньше места посвятить двум остальным основным элементам цивилизации, учреждениям и языку, потому что нужно было бы вдаться в технические подробности, которые слишком выходили бы из границ этого труда. То, что верно для верований, одинаково верно и для учреждений; эти последние не могут передаваться от одного народа к другому, не подвергаясь изменениям. Не желая утомлять читателя массой примеров, я прошу его просто обратить внимание на то, до какой степени в новейшие времена изменяются у разных рас одни и те же учреждения, навязанные силой или убеждением, несмотря на то, что сохраняют одинаковые названия. Я это показал в предыдущей главе на примере различных стран Америки.