Колдовская музыка - Лене Каабербол

— Ты не понимаешь. Я… Мое место здесь. В любом другом месте я выпадаю из Гармонии. Выслушай. Я написал песню. Может быть, ты поймешь…

— Не прикасайся к ней!!! — Периус опять поднял арфу, выставив ее перед собой, как оружие. — Если ты прикоснешься к этой гнусной вещи, я…

— Хорошо! Хорошо! — Кид протянул пустые руки.

— Просто спой, — предложила я. — Или хотя бы прочитай слова. Думаю, этого хватит, он поймет.

Кид медленно продекламировал слова «Возвращения домой». Периус слушал, склонив голову набок, как будто одно его ухо слышало лучше другого. Голос Кида, без сопровождения волшебной гитары, был таким же, как голос любого другого человека, — не лучше и не хуже. Но в нем слышались такая грусть, такое одиночество, такая тоска по всему, что он оставил дома, что он растрогал бы даже каменное сердце. А у Периуса сердце все-таки было обыкновенным, человеческим.

— Стой здесь, — наконец велел он. — Я пойду соберу Круг. Пусть они примут решение. Но помни, племянник: я тебе верю. Ты повзрослел.

Как выяснилось, мы не имеем права ступить за пределы мраморного круга, пока наша судьба не будет решена. А Киду запрещалось даже прикасаться к гитаре. Корнелии пришлось снять инструмент у него с плеча и положить его прямо на мраморный пол. Я не понимала их страхов. Ясно, что это был не обычный инструмент, но все-таки какой вред может принести одна гитара? Особенно если на ней никто не играет… Однако здесь — их мир, и мы должны соблюдать их правила.

Начал собираться народ. Люди выходили из рощи, окружавшей нас, по одному или парами. Не только Старейшины Круга в торжественных мантиях и синих головных повязках, но и простые жители. Один мальчик украдкой помахал Киду, когда думал, что на него никто не смотрит. У мужчины средних лет со взъерошенными каштановыми волосами были точно такие же серые глаза, как у Кида. Наверняка близкий родственник. Отец? Трудно сказать, потому что, в отличие от мальчика, мужчина не сделал попытки приветствовать Кида. Может быть, его удерживал Запрет.

Потом я увидела лицо, которое сразу же узнала, хотя никогда не видела прежде. Темные волосы цвета полуночи. Карие глаза. Ания.

Кид невольно шагнул к ней навстречу, потом взял себя в руки и остановился. Его глаза упивались ею, он глядел и не мог наглядеться. И она отвечала ему таким же взглядом.

«Я не вынесу, — подумалось мне, — не переживу, если они не разрешат ему вернуться домой. Разве можно быть такими жестокими?»

Я обвела взглядом Старейшин, рассевшихся на низкой скамье возле круга. Когда же они начнут обсуждать Кида и его просьбу? До сих пор они только играли на арфах. Играли очень красиво, хотя мне казалось, что у Кида на гитаре получается лучше. Но когда же они перейдут к делу?

И вдруг я услышала знакомую мелодию — «Возвращение домой». Ее наигрывал на арфе Периус. В его исполнении она звучала еще нежнее и печальнее. Но откуда Периус узнал ее? Он ведь не разрешил Киду ее сыграть, и тот всего лишь продекламировал слова, даже не спел. И все-таки вот она, та самая мелодия, которую я слышала в сумрачном сарае, только сыгранная более уверенно. И тогда я догадалась, что они давно уже перешли к обсуждению дела. Только разговаривают они по-своему. На языке музыки. Наверно, в этом был смысл. Слово не услышано до конца, если его не произнесли в музыке. В этом мире музыка была законом.

Когда они закончили, заходящее солнце заливало мраморную площадку косыми золотистыми лучами. Периус, который, очевидно, был здесь главным, встал.

— Слушайте все! — возвестил он, и в его голосе загадочным образом звучала музыка. — Слушайте все и живите по закону! Мы снимем Запрет с Кида Алдассона, если он уничтожит Корень зла — гнусный инструмент, который он называет своей гитарой!

При первых его словах Кид вскочил на ноги. Но потом его плечи поникли. Я понимала, о чем он думает: без гитары он лишится своей музыки. Хоть его и допустили обратно на Бард, но навсегда лишили возможности стать музыкантом — как с большой буквы, так и с маленькой.

— Что скажешь, Кид Алдассон?

В первое мгновение Кид смотрел на гитару. С такой тоской, что я испугалась, не откажется ли он. Но потом он поднял голову и обвел взглядом Круг. Посмотрел в глаза отцу. Ании. Ее губы шевельнулись. Она не произнесла ни звука, но я сумела прочитать безмолвную мольбу: пожалуйста.

Кид медленно кивнул.

— Я принимаю решение Круга, — сказал он.

И поспешно, как будто не давая себе времени на размышления, схватил гитару за гриф, поднял ее высоко над головой и приготовился разбить о белые мраморные плиты.

Инструмент шевельнулся.

Я видела это своими глазами. Гитара скорчилась в руках Кида и начала преображаться. Гриф изогнулся и вытянулся, превратившись в черную змею. Юноша сильнее сжал ее, хотел бросить змею на землю, но она покрылась ворохом перьев и стала черным лебедем. Лебедь раскрыл клюв и запел. Пронзительные ноты звучали так высоко, что человек скорее ощущал их, чем слышал. Кид выпустил лебединую шею и зажал уши руками от мучительной боли.

— Вилл! Корнелия! Надо ему помочь! — Я не знала, как это сделать, но понимала: мы не можем бросить его одного.

«Вода, — подумала я, — побольше воды, и пусть лебедь уплывет…» Но не успела я наколдовать и маленькой лужицы, как лебедь уже исчез — на его месте стояла красивая девушка. Черные волосы, коралловые губы, руки изящные, как лебединая шея. Она потянулась к Килу, желая заключить его в объятия.

Тарани вскинула было руки, но Вилл остановила ее.

— Нет, — сказала она. — С этим он должен справиться сам.

И при этих словах Кид оттолкнул девушку, обратив невидящий взгляд к Ании.

Девушка исчезла. Вместо нее над Кидом встал на дыбы огромный черный конь. Сейчас он ударит юношу копытами, поразит насмерть…

Корнелия хлопнула ладонью по земле, и почва содрогнулась. Конь покачнулся, упал набок и снова преобразился.

Теперь он стал юношей. Очень похожим на Кида, только сумрачнее. Гордым. Высокомерным. Он сжимал в руках гитару, такую черную, что казалось — она поглощает солнечный свет. Юноша поднял руку и заиграл. Музыки не было слышно — но там, где падали ноты, белый мрамор плавился, как воск. Весь мир начал рассыпаться в прах.

— Бегите! — крикнул Периус людям. — Спасайтесь! Это Уничтожитель! Он погубит нас всех!

Мое сердце громко заколотилось. Теперь и понимала, почему они так боялись гитары. В ней сохранилась сила, дремавшая в черном запретном дереве, — способность превращать все вокруг в ничто, уничтожать то, что было сделано.

Как мог Кид играть на такой ужасной вещи?

И извлекать из нее такую красивую музыку? Белый мраморный круг почти исчез. У нас под ногами одна за другой разверзались черные дыры пустоты. А Уничтожитель приближался, на его высокомерном лице играла жестокая улыбка. Он казался отвратительной пародией на Кида — такого доброго, мягкого. Старейшины пытались противостоять ему, но его безмолвные ноты сотрясали их инструменты, как жалкие пушинки, и неумолимо падали, разрушая гармонию Барда, уничтожая весь этот мир. Эта тишина была страшнее, чем лебединый крик, — она пожирала тебя, выпивала изнутри, иссушала мозг и останавливала сердце, убивала желание жить… На миг мне показалось, что все пропало. Какой смысл сражаться? Мои плечи поникли, я шагнула назад, за пределы Круга. Разве нам под силу победить эту… эту пустоту?