Крылья и оковы материнской любви - Ева Весельницкая

Думайте, женщины, думайте. Учитесь жить, очень помогает.

Путы хаоса: ты в долгу у моей любви.

...

Печальная это тема в отношениях людей, а тем более в отношениях матери и детей – долги. Давайте сразу оговоримся, что социальные обязательства, определяемые не только нравственным, но и юридическим правом, то есть требования, которые существуют в том или ином обществе и которые регулируют социальные обязательства родителей по отношению к детям и детей по отношению к родителям, мы обсуждать не будем. Это территория не наша, с ней все ясно, все решается только степенью жесткости законов и законопослушностью людей, которых это касается.

А вот психологические претензии, претензии в рамках ожиданий и соответствий – это как раз то, что в разговоре о материнстве, к сожалению, никак не обойти.

Как бы ни выглядел процесс взаимоотношений женщины и ребенка: самоутверждением, самовыражением, самореализацией – неизбежно наступает момент, когда цель вроде бы достигнута. Дети вырастают, матери не становятся моложе, и почти невозможно больше ничего сделать, устраивает нас результат или нет. Что выросло, то выросло. Плоды созрели. И что дальше? Праздник урожая? Живи и радуйся? Наслаждайся плодами своих трудов?

Чтобы понять, почему время, когда можно праздновать и радоваться, превращается во время печали, время огорчений, недовольства, во время предъявления невесть откуда появившихся счетов, оплату по которым требуют здесь, сейчас и до конца дней, стоит вернуться к началу, ко времени сева. Именно там следует искать причину этого расстройства. Все дело в том, что было в мыслях женщины там, в начале, как представляла она себе этот результат. Конечно, каждая надеется, что ей воздастся по трудам ее, и вся причина дальнейшего недовольства только в одном, что виделась ей как воздаяние. Вот так все и происходит. Воздаянием может стать радость видеть, как твои дети идут своим путем, совершая свои подвиги и свои ошибки, обретая новый бесценный опыт и достигая своих целей, и тогда никаких счетов, никаких претензий, только поддержка и любовь. Но если картина воздаяния – это царица на троне, среди благодарных потомков, занятых только тем, чтобы угождать, ловить каждый взгляд, бесконечно благодарить и трудиться на благо своей героической, пожертвовавшей «всем», ради их «счастья» мамочки, то история старухи из «Сказки о золотой рыбке» обретает совсем другой смысл. Кому при таком раскладе будет достаточно?

Так и наступает кризис смысла: ожидания не оправдались, ребенок не оправдал ожиданий. Все было зря.

Вот источник кризиса смысла и повод для предъявление счетов. А что еще делать? Чтобы подкрепить свой смысл, начинают предъявлять векселя: «Я положила жизнь…» Откапываются воспоминания, вдруг вынимаются из шкафов и сундуков мечты и желания юности. «Я могла бы стать прекрасным врачом», «Что, думаешь, я ничего не умела, кроме того чтобы за тобой ухаживать? Я могла бы то, я могла бы это…» Все неисполненное предъявляется ребенку в качестве доказательств того, что он является причиной несостоявшейся жизни. Он не оправдал ожиданий, и вот здесь – да, здесь ничто так не поддержит, не поможет и не укрепит, как сообщение о том, что «моя жертва была напрасной». Утерянный смысл жизни.

Смешно и нелепо и для здравомыслящего человека очевидно, очевидно с самого начала, что игра в «мы» должна закончится к году, максимум к трем годам ребенка. В младенчестве действительно много «мы». И все-таки, все-таки: «какие у нас ручки, какие ножки» – они не у нас, они у него или у нее. Это ее глазки, ее ручки и ее ножки. Простительно сюсюканье с младенцем в первый год, но как только это существо пошло и заговорило, то это вот он, и вам с ним повезло: «Какой ты у меня красивый», «Какие у тебя замечательные ручки, ножки, глазки, волосики, как ты здорово ходишь, бегаешь, рисуешь, рассказываешь…» «Ты». «А если хочешь, я тебя еще чему-нибудь научу, а я тебе еще что-нибудь покажу, а я вот тебе что-нибудь объясню, и ты будешь это знать».

Самое удивительное, что подобное редко случается с женщинами, у которых много детей. Там невозможно закуклиться в «мы» с одним. Если она действительно мать с сердцем, душой, включенная в своих детей, она видит их разницу, она видит каждого, она, как мы уже говорили, самореализуется. Хотя и ей может быть грустно и непросто заполнить свою жизнь, когда они вырастают и идут дальше, во внуках разве?..

Есть еще один вопрос, связанный с вопросом «мы», вопрос, если при этом есть отец. Продолжением достоинств женщины является этот недостаток: она заполняет и захватывает территорию, в силу того что она – природа, она текуча, она опирается на бытие, энергии у нее этой бытийной и природной много. И если нет мужчины, если он это позволяет, то она будет захватывать и захватывать, и в этом будут и ее дети, и все это будет она, одно, целое, непрерывное.

Если рядом есть отец, он может ей сказать: «Дорогая, не порти мне сына, ничего страшного. Дорогая, что ты из нее делаешь, какое будущее ты своей дочке готовишь?» С одной стороны, отцы любят, чтоб их дочери выглядели красиво и были красивыми, с другой стороны, у них есть свои границы, которыми мужчина может направить женщину.

Границу должен определять отец, и матери, и дочери. Потому что отца они послушают. Если есть отец. Если его нет, если женщина в этой ситуации еще и одна, без мужчины, то вопрос в том, есть ли у нее еще какие-то свои интересы в жизни. Иначе она становится курицей, что называется, бабой.

Я прочитала в интернете чью-то замечательную фразу: «…и какое счастье, что среди баб еще иногда встречаются женщины». Потому что именно такое поведение называется бабством – доминирование природы и естества над разумом и интеллектом.

Очень часто продуктом такого «мы» являются не вышедшие замуж девочки, так и не женившиеся мальчики.

...

Путы хаоса: жертвенный подвиг материнства.