Бывшие люди. Последние дни русской аристократии - Смит Дуглас

Мария разделяла чувства отца: «Благодарю Бога, что Государь отрекся. Но душу раздирает слышать радость и манифестации. Помоги ему Господь. Ни один государь не сделал того, что он сделал, и все гибли в подобных случаях…»

Вскоре всех их охватили мрачные предчувствия. Фонтанный дом теперь охранял особый наряд полиции. Дмитрий и Ира пребывали в унынии и страхе, говорили о необходимости как можно скорее оставить Петроград и переехать в относительно спокойную Москву и вскоре так и поступили. Граф Сергей считал опасения за собственную безопасность унизительными для семейной чести. Он был огорчен поведением великого князя Николая Михайловича, внука императора Николая I, который открыто приветствовал революцию и убеждал остальных Романовых отказаться от своих земель в пользу нового правительства, собираясь участвовать в выборах в Учредительное собрание по спискам Союза крестьян и землевладельцев. Избирательная комиссия, однако, отказала ему в праве участвовать в избирательной кампании, отказав всем великим князьям еще и в праве голоса. Когда в начале мая французский посол Морис Палеолог приехал попрощаться с великим князем, у того от былого оптимизма уже не осталось и следа.

Великий князь Николай Михайлович имел все основания беспокоиться за свою жизнь: вместе братом Георгием и кузенами Дмитрием Константиновичем и Павлом Александровичем, братом Александра III, он был расстрелян в Петрограде в начале 1919 года.

Большинство Голицыных были тогда в Москве. Сергей Голицын – младший, внук «мэра», услышал о революции в больнице, где приходил в себя после операции аппендицита. Его мать была рядом, когда хирург вошел в палату, восклицая: «В Петрограде революция!» Сергей не мог понять, отчего взрослые приняли новость с такой радостью. «Мне казалось удивительным, как это вдруг – царя, у которого столько орденов, – и прогнали…» По дороге домой Сергей заметил, что трехцветные царские флаги, которые украшали все дома и трамваи, когда он ехал в больницу, исчезли и сменились красными флагами. Отец Сергея Михаил был на службе, когда пришла новость об отречении, которую встретили аплодисментами и криками радости.

«Мэр», его сын Михаил и жена Михаила Анна поддержали революцию, веря, что война теперь будет выиграна, Россия станет сильнее, а крестьяне заживут лучше и свободнее; жена «мэра» Софья и ее брат Александр не разделяли их радости. «На душе смутно и нехорошо. Не могу свыкнуться, что царя нет и что он, оплеванный, всеми брошенный, должен спасаться в Англию! А что даст нам эта якобы свобода? Отнятие земли, разрушенные усадьбы и всякие другие насилия».

Брат Михаила Александр разделял его оптимизм. Вскоре после революции он оставил Москву и уехал в родовое имение Петровское, где проводил много времени, разговаривая с крестьянами о революции и отвечая на их вопросы. Александр поступил на службу к Временному правительству в качестве комиссара, ответственного за реорганизацию управления Звенигородского уезда. Впрочем, вскоре, как и многие другие дворяне, Александр потерпел неудачу и бежал из деревни, а потом и из России. Оглядываясь на те события, он писал: «Революция не была для нас неожиданностью, мы понимали, что она неизбежна однако мы не ожидали, что она произойдет во время войны, и не могли себе вообразить, что она примет такие формы. Мы все слишком боготворили русский народ, и как мы ошибались!»

Но не все аристократы боготворили русский народ. Среди дворян было много консерваторов, которые интуитивно понимали опасность падения старого режима и более ясно различали печальное будущее своего сословия.

В начале мая семейство решилось ехать в имение Бусалки. Там все разительно переменилось. Надписи, запрещавшие входить в усадебный парк, уже никого не останавливали, деревенские мальчишки и девчонки свободно заходили туда играть, прогуливаться и сидеть на скамейках. В церкви деревенские занимали теперь княжеское место. Крестьяне рубили голицынский лес и косили луга, а когда управляющий хотел было принять меры, Анна Голицына его остановила, объяснив, что не хочет осложнений с крестьянами. Вскоре крестьяне начали требовать возвращения земли «трудящимся», и их успокаивали только обещания, что этот вопрос скоро будет решен Учредительным собранием.

Тем временем в Петрограде Шереметевы встречали вернувшихся Бориса и Лили Вяземских. Лили, дочь Дмитрия и Иры, вышла замуж за Бориса в 1912 году, и большую часть времени они проводили в имении Лотарево в Тамбовской губернии. Лотарево было образцовым поместьем, с известным конным заводом, которым Вяземские очень гордились. Борис служил предводителем дворянства Усманского уезда и председателем Тамбовского земского собрания, избирался в Думу от кадетской партии. Борис и Лили восприняли происходящее с оптимизмом, что огорчало графа Сергея.

6 марта толпа вооруженных крестьян в Михайловском ворвалась в главный дом и потребовала уничтожить все царские портреты. Они нашли только один большой портрет Николая II, в столовой. Затем толпа двинулась к школе, сорвала там портреты Николая II, Александра III и даже Александра II Освободителя и растоптала их. Портрет Николая они вырвали из рамы и разодрали на куски, а раму разбили в щепки.

Николай Штегман, управляющий в Остафьеве, так описывал произошедшее во вверенном ему имении (сохранены орфография и пунктуация оригинала):

В имении Шереметевых Серебряные пруды известие об отречении государя поступило от «руководителей крайних левых партий», которые организовали митинг с целью настроить крестьян против помещиков и убедить их забрать всю землю, не ожидая Учредительного собрания. Крестьяне в усадьбе Подхожее начали захватывать шереметевские земли и попытались остановить обоз с овсом, отправлявшийся в Михайловское, утверждая, что овес теперь принадлежит им. Подобные беспорядки продолжались около недели, затем все успокоилось.