Я оставлю свет включенным - Александра Миронова

Митя молча исподлобья посмотрел на тетку, та продолжала, глядя ему прямо в глаза:

– Вариант второй: мы все остаемся здесь, играем в игру, о которой я говорила, и ждем, пока вернется мама.

– Мама не вернется, – вдруг с болью и отчаянием закричал Митя и, вырвав у Глафиры руку, стремглав побежал к бору.

– Митя, подожди! – Глафира бросилась за ним, путаясь в длинной юбке.

Шустрый мальчишка, занимавшийся в школе бегом и плаванием, легко дал ей фору и скрылся из вида, а через несколько мгновений, когда Глафира, задыхаясь, на четвереньках, поднималась по почти отвесному склону оврага, она услышала Митин вопль, полный боли.

Рванув изо всех сил, она уцепилась за край оврага, выбралась из него и побежала на крик.

– А-а-а, – голосил Митя.

– Митя, Митенька, я сейчас, – прокричала ему в ответ Глафира. Да она просто угробит этих несчастных детей! В детском доме у них есть хотя бы шанс на спасение.

Митя лежал на траве, корчась от боли, его правая нога угодила в капкан.

– А-а-а! – продолжал надрываться он.

Глафира упала рядом с ним на колени и попыталась разжать ржавые дуги капкана, но пружину заело.

– Подожди, сейчас, сейчас, малыш. – Захлебываясь слезами, она продолжала тщетные попытки вытащить ногу мальчика.

– Отставить слезы! – От громкого окрика прямо над ухом Глафира вздрогнула и чуть не упала в траву. Быстро вскочила и столкнулась нос к носу с полноватым мужчиной в военной гимнастерке. Прямая спина, выправка, бородка клинышком.

– Мой… мой сын угодил в капкан, помогите ему! – завопила Глафира, неизвестно зачем хватая незнакомца за руку и подтаскивая его к зареванному Мите, замолчавшему от неожиданности. – Пружина заела, – попыталась бестолково объяснить она.

Мужчина присел и осторожно осмотрел капкан. Затем вдруг задрал голову и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел в небо:

– Орлы кружат, решили, что им добыча попалась.

Митя последовал его примеру и уставился в небо в попытке обнаружить там орла. Воспользовавшись моментом, мужчина рванул створки капкана в противоположные стороны и достал Митину ногу. Кроссовка мальчика была залита кровью. Металлические зубья пробили мягкую ткань и поранили ногу. Глафира перевела взгляд на ржавый капкан – Митя непременно заработает заражение крови и умрет!

– Бойца на койку, рану обработать, перевязать, затем полный покой и наблюдение, – скомандовал незнакомец.

– Я отвезу его в больницу, спасибо вам, – забормотала Глафира, бестолково кружась возле молча плачущего Мити, но мужчина потеснил ее. Легко подхватив мальчика на руки он, направился с ним куда-то в глубь бора.

– Куда вы? Ему нужно в больницу, – забеспокоилась Глафира, семеня за ними.

– Доверься мне, женщина, я знаю, что делаю. Уж первую помощь оказывал много раз. Пока до больницы довезем, заражение схлопотать может. А у меня тут дом неподалеку, там все необходимое есть. Не бойся, солдат ребенка не обидит.

Глафире было страшно идти в дом с незнакомым мужчиной, но оставаться один на один с раненым Митей было еще страшнее. Немного поколебавшись, она все же направилась вслед за незнакомцем, шагающим уверенным шагом. Он производил впечатление человека, который знает, что делает.

Знакомыми тропами мужчина пересек бор и вышел к холму, на вершине которого возвышался большой дом. Митя продолжал всхлипывать, и незнакомец, чтобы отвлечь мальчонку от страданий, принялся разговаривать с ним как с равным.

– Болит? – сочувственно поинтересовался он.

– Болит, – прохлюпал Митя.

– Понимаю, – с такой уверенностью кивнул мужчина, что даже у Глафиры не осталось ни малейшего сомнения – он чувствует боль мальчика.

– Знаешь, боец, мой отец был военным и мой дед был военным, поэтому меня воспитывали очень строго, можно сказать, сурово. «Мальчики не плачут», «настоящий мужчина никогда не показывает, что ему больно» и так далее. И знаешь, что я хочу тебе сказать?

– Что? – заинтересованно спросил Митя, и Глафира отметила, что мальчик перестал всхлипывать.

– Ерунда все это. Слезы, они идут от сердца. А у настоящего мужчины всегда большое сердце.

Остаток пути они проделали в молчании. Дорога шла в гору, и мужчина хотел сберечь силы. Кованые ворота, за ними извилистая дорога. Глафира догадалась, что это, должно быть, та самая «Усадьба», о которой много раз говорил ей Антоныч. Впрочем, как и о том, что никто толком не знает, кому она принадлежит.

– Боец, ты умеешь хранить тайны? – заговорщическим шепотом поинтересовался незнакомец, толкая ворота и ступая на дорогу, ведущую к дому.

– Да, сэр, – автоматически ответил Митя, и Глафира затаила дыхание.

– Сэр? – удивленно вскинул брови мужчина. – А ты хорошо воспитан, боец. Мама постаралась. – Он кинул быстрый взгляд на Глафиру, та отвела глаза.

– Ты никому не должен говорить, что я живу в этом доме, – уже громче, обращаясь как бы к Мите, но на самом деле адресуя свои слова женщине, сказал мужчина.

– Почему? – удивился Митя.

Они быстро прошли по дороге и подошли к огромному дому, вероятно стоившему кучу денег. Светлый облицовочный кирпич, мраморные ступени, дубовые двери, кованые решетки на окнах, новенькие деревянные рамы. Было видно, что дому уже очень много лет, но дизайнеры, трудившиеся над его восстановлением, сделали все возможное, чтобы сохранить атмосферу и спасти ее от тлена с помощью современных технологий.

– Потому что я не хочу, чтобы люди относились ко мне как к человеку из этого дома. Они должны относиться ко мне просто как к человеку. Понятно?

Митя нахмурился, напряженно обдумывая то, что ему только что сказали, а мужчина мельком взглянул на Глафиру. Та кивнула:

– Чего уж непонятного, на мой счет можете не переживать. Я умею хранить тайны, – заверила она мужчину.

Как никто другой.

Незнакомец открыл входную дверь, и они очутились в просторном холле, отделанном светлым мрамором. Идеальная чистота.

Мужчина свернул направо и толкнул дверь, за которой скрывался кабинет. Массивные дубовые книжные шкафы, огромный стол, кожаное кресло и старомодный кожаный диван, на который Генрих положил Митю.

– Тебя как зовут, боец? – поинтересовался он.

– Ди… Митя, – запнувшись, ответил мальчик и быстро посмотрел на тетку.

– А меня Генрих Карлович. Карты читать умеешь? – деловито поинтересовался мужчина, открывая один из шкафов и доставая из него аптечку. – Ты присядь, милая, в ногах правды нет, – предложил он Глафире, открывая аптечку и доставая из нее все необходимое для оказания первой помощи.

Та, присев в глубокое кожаное кресло, начала с интересом оглядываться. Ее внимание привлекли многочисленные фотографии. Мальчик. Вот он совсем маленький где-то на море с родителями. Вот уже серьезный первоклашка укоризненно смотрит с протокольной фотографии. А вот он в форме курсанта, рядом сияет как начищенный самовар новый знакомец.