Навеки моя - Шарлин Рэддон

Воображение вдруг нарисовало ей Туте Олуэлл, тайком пробирающуюся в постель Бартоломью. По крайней мере, пока он спит в комнате мальчиков, это ей не удастся. Эри зевнула. Уже засыпая, она представила себе, как он поднимает покрывала, приветствуя ее, а затем принимает ее в свои крепкие объятия. Она почувствовала тепло его сильного тела, вообразила, как его губы приближаются к ее губам, и нечто странное, таинственное и прекрасное зашевелилось где-то глубоко внутри нее.

Бартоломью лежал на детской кроватке Марка, его ноги свисали с края матраца, в темноте тихонько сопели мальчишки, а он вспоминал проповедь Неемии об искушении. Старик был прав: проводить столь много времени наедине с женщиной, которая ему не принадлежит, – рискованное мероприятие. Он и сам это почувствовал, стоя в темноте наедине с Эрией Скотт. Девушка возбуждала его сильнее любой из женщин, которых он когда-либо знал, ее образ вызывал у него видения того, что могло бы между ними произойти, оставляя его еще более неудовлетворенным своей нынешней жизнью. Это было опасно. Это было неправильно.

Чувство беспомощности, такое сильное, что он даже подумал, а не дурное ли это предчувствие, преследовало его. И вдруг, как будто нечто ударило его в солнечное сплетение, все встало на свои места.

Ощущение предопределенности, которое посетило его в утро кораблекрушения – в тот самый день, когда Причард объявил о своей будущей женитьбе, – не имело ничего общего с той трагедией. Нет, именно об опасности стать жертвой слепого влечения к женщине, принадлежащей другому мужчине, – вот о чем его предупреждали высшие силы. Это было бы поражением, он просто обязан его предотвратить.

Он молился о том, чтобы видимые за окном спальни дождевые облака, закрывающие небо, рассеялись и он и его чуточку слишком привлекательная подопечная добрались бы до дому как можно быстрее, как можно благополучнее и как можно невиннее.

На следующее утро, когда Бартоломью и Эри готовились покинуть Олуэллов, Неемия настоял на том, чтобы вознести молитву об их благополучном путешествии. Небо разъяснилось, и день обещал быть погожим.

Бартоломью наклонил голову, но, вместо того чтобы закрыть глаза, он изучал скромно сложенные ладошки Эри. Крошечные ладошки, совсем как те прозрачные орхидеи, которые он встречал в лесу возле маяка.

Когда повозка отъезжала от дома, он наклонился поближе к Эри, чтобы звон цепей и грохот колес заглушили его слова:

– Будьте благодарны, что мы улизнули после первой же молитвы. Сегодня воскресенье, так что вся семья будет целый день напролет выслушивать, как Неемия читает Библию и молится обо всем, начиная с прощения грехов и заканчивая откладыванием яиц несушками.

Эри прикрыла рот ладошкой, чтобы подавить смешок. У Бартоломью заблестели глаза, когда он улыбнулся ей. Он даже не пытался анализировать столь непривычное для него чувство радости.

В этот вечер, когда после ужина в гостинице Ямхилла они снова выехали на дорогу, мимо в облаке пыли промчался утренний дилижанс из Портленда. Эри закашлялась и помахала перед лицом ладошкой.

– К тому времени как мы доберемся до Фэрдэйла, пассажиры этого дилижанса будут сидеть в гостинице «Маунтин Хаус», переваривая оленину, соленую свинину и тушенку, которую им подадут на ужин, – сказал Бартоломью, когда пыль осела.

– Сколько нам еще до него?

– Девять миль. Мы проехали уже примерно пятнадцать с тех пор, как покинули Олуэллов, – он украдкой бросил на нее взгляд и произнес с деланной небрежностью:

– Разумеется, если бы вы сели на вчерашний дилижанс из Портленда, то сейчас бы уже были в Тилламуке, вместо того чтобы ехать еще сорок пять миль.

– Я рада, что вместо этого меня встретили вы. Дилижанс выглядит страшно пыльным и неудобным.

– Это правда? – спросил он с настойчивостью, от которой, казалось, воздух между ними заискрился. – Это должен был быть Причард.

– Возможно, – ответила она. Затем улыбнулась с теплотой, которую он ощутил всем сердцем, и добавила:

– Но это приятная поездка, и мне нравится ваше общество. Что-то сжалось у него в груди, заставив быстро отвести взгляд. Ее ответ значил слишком многое, и ему нестерпимо захотелось поцеловать ее за то, что она так добра к нему.

Эри заметила его напряженное выражение перед тем, как он отвернулся, и поняла, что доставила ему удовольствие. Он был таким эмоциональным мужчиной! И в то же время гордым. Если бы он был птицей, он не мог быть никем, кроме орла, самой великолепной птицы из всех. Но в его глазах слишком много грусти; ей захотелось избавить его от этого чувства.

Спустя некоторое время она сказала:

– В телеграмме мистера Монтира ничего не говорилось о том, почему вы встречаете меня вместо него.

Он поискал в ее глазах признаки разочарования, но обнаружил одно только любопытство:

– Главным образом, из-за трудностей с согласованием рабочего расписания. Единственный способ для смотрителя маяка оставить станцию более, чем на один день, – это заранее обеспечить себе замену. Я уже организовал свою поездку и не мог ее отменить. К тому же нельзя было перенести отправку птиц, ведь у них наступило бы время спаривания. Приношу свои извинения, что он не объяснил это вам.

Ее полные губы искривились в грустной усмешке:

– Все это было так неожиданно.

«Слишком уж неожиданно», – хотелось ему сказать.

– Это не имеет особого значения, – наконец произнесла она. – Я рада, что узнала вас, Бартоломью.

Звук его собственного имени в ее устах поразил его, как будто это была ласка. Он подавил всплеск эмоций и погрузился в управление повозкой, поскольку вокруг уже сгущалась темнота.

Эту ночь они провели в гостинице «Маунтин Хаус» в Фэрдэйле. К полудню следующего дня пошел дождь, и на их непромокаемые плащи с неба сыпалась мелкая изморось. Температура понизилась на десять градусов, и им пришлось прижиматься, согреваясь теплом друг друга, но при этом едва обмениваясь словами. От Фэрдэйла дорога шла все время вверх и вверх, выписывая зигзаги по заснеженному склону горы на пути к вершине, там располагались крошечный магазин и гостиница, принадлежащие семейству Рудов. Им предстояло преодолеть семнадцать миль. Когда путь наконец-то остался позади, дождь превратился в снег, и перед тем как вернуться в свои комнаты, предоставленные им на эту ночь, Эри с Бартоломью присоединились к детишкам Рудов в игре в снежки.

На следующий день к вечеру, когда дорога, шедшая вдоль притока Траск-Ривер, спустилась с горы, в голове Бартоломью разгорелась битва куда более суровая, чем буря, швырявшая ледяной дождь им в лицо.

Еще две мили, и они достигнут поворота на ферму Джона Апхема. Это позволит им поскорее выбраться из района дрянной погоды и покинуть грубую, покрытую грязью дорогу, которая становилась предательски опасной. Меньше всего ему хотелось подвергать риску безопасность Эри, и, тем не менее, он с явной неохотой думал о предстоящей остановке у Апхемов.