Её шикарный босс - Юлия Бузакина

— Александр Дмитриевич…

Черт, она стоит у него за спиной, а он даже не слышал, как она подкралась.

— Ну, что еще? — буркнул он и в следующий миг невольно замер.

Она была великолепна. Вишневое платье очень выгодно подчеркивало прелести ее фигуры, а высокие шпильки делали ноги еще более стройными. Профессионально наложенный макияж настолько четко подвел черты ее очаровательного личика, что на миг она показалась ему маленьким, хрупким ангелом.

— Тот клуб… — прорезал тишину ее звонкий голос. — Помните? Завтра суббота.

— Какой клуб?

— Клуб «Золотая рыбка».

— «Золотая рыбка»? — обескуражено потер подбородок Ярцев.

— Пожалуйста, Александр Дмитриевич. Мне очень надо туда попасть. Ведь если я не застукаю Егора с поличным, у меня не будет шанса уйти от него. Он ни за что не отпустит меня просто так. Я слишком многое про него знаю.

Она стояла так близко к нему, что он слышал ее дыхание. Зеленые глаза горели смелостью и мольбой одновременно, и на мгновение ему показалось, что в кабинете стало душно. Кондиционер работал на плюс девятнадцать, и было ясно, что при такой температуре душно исключительно от того, что рядом Катя.

— Катенька, этот клуб не для приличных девушек. Если вы появитесь там вместе со мной, поползут слухи. Они здорово подпортят вашу репутацию.

— Слухи быстро утихнут. А я смогу начать все сначала.

— Не сможете, — он тяжело вздохнул. — Очень сложно начать все сначала, когда репутации пришел конец.

— Я могу подойти в любое место, куда скажете. Пожалуйста! Просто отведите меня туда! Мы с вами выпьем по бокалу мартини, я увижу Егора, и на этом все закончится!

— Вам придется надеть слишком откровенное платье, Катя.

— Настолько откровенное, что я не смогу выйти на улицу? — опешила она.

— Да. Туда пускают только шлюх без нижнего белья.

— Постойте, что вы сказали?

От удивления и смущения ее глаза округлились, а щеки начали пылать румянцем.

— Я сказал вам то, что есть на самом деле. В тот клуб разрешено приводить исключительно шлюх без нижнего белья в откровенных платьях, готовых на любые…эээ…эксперисменты.

— Ладно… — она судорожно сглотнула, скрестила руки на груди и беспомощно взглянула на Ярцева.

— Послушайте меня, — шумно вздохнув, он приблизился к ней и взял ее за плечи. — Вы можете быть кем угодно – коварной соблазнительницей, верной подругой старого извращенца, или просто чьей-то девушкой. Но вы не шлюха. В вас нет того, что требуется от девушек, посещающих «Золотую рыбку» и используемых исключительно, как материал для удовлетворения самых извращенных фантазий очень богатых посетителей.?

— Неужели вы думаете, что я не умею притворяться? — с горечью проговорила она и отстранилась – уж слишком горячими показались ей его ладони, всей тяжестью опустившиеся на плечи.

— Вас в любом случае не пропустит охрана. У них определенный дресс-код, а правила едины для всех посетителей.

— Они же… не проверяют наличие нижнего белья?

— Еще как проверяют.

Катя стояла перед ним испуганная и растерянная. Бравада и смелость окончательно ее покинули, руки подрагивали, и она боялась поднять на Ярцева глаза.

— Идите домой, Катя. Закажите пиццу, включите тот дурацкий сериал про мертвецов, и досмотрите его. А если вам хочется пощекотать себе нервы, посмотрите «Игру престолов». Там довольно много интересного. В клубе «Золотая рыбка» вам делать нечего, — резко отрезал он, и снова отвернулся к окну, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

— Ну, и ладно! — чуть не плача, воскликнула девушка. — И без вас как-нибудь туда попаду!

— Не попадете. Туда пускают только владельцев золотых карт, — обернувшись в ее сторону, победно улыбнулся он.

Катя раздосадовано метнула в него полный отчаяния взгляд и, громко стуча каблучками, быстро вышла из кабинета.

Ярцев задумчиво посмотрел из окна второго этажа на отъезжающий с парковки «шевроле» и нахмурился. Екатерина Соловьева с горящими зелеными глазами, в бесподобном вишневом платье произвела на него странный эффект. Отчего-то он никак не мог выбросить ее из головы, и ему это не понравилось. Он привык рассматривать сотрудников исключительно как винтики, помогающие его главному детищу развиваться и постепенно монополизировать рынок недвижимости. Катя была принята им на работу как рекламное лицо компании, и он даже поселил ее в своей приемной, отдельно от остальных сотрудников, потому что она была его собственным капризом.

Все остальные кабинеты, включающие центральный отдел продаж по новостройкам, бухгалтерию, ипотечных брокеров и простых менеджеров, находились на первом этаже, состоящем из стекла и мрамора. Даже стены в кабинетах сотрудников были прозрачными, чтобы обеспечивать прозрачность сделок для клиентов.

Катя была его приобретением для блага корпорации, и все, что от нее требовалось – это мило улыбаться на камеру и с придыханием выдавать слова рекламы.

Но Ярцев не учел самого главного – Катя не кукла. Она живая, ее переполняют эмоции, и такой расклад может нарушить покой в его личном пространстве, куда не было доступа другим людям.

У Ярцева не было друзей. Он вытравил из себя всякие привязанности и думал только о деле. После смерти Лизы он исключил из своей жизни все лишнее, похоронив сердце рядом с ней и ребенком. В его корпорации женщины работали лишь на первом этаже и в роли персонала, для общения с которым не требовалось его присутствие.

Но Катя! Катя – какой-то взрыв чувственности. Такая живая и настоящая, в вишневом платье и туфлях на высокой шпильке она совсем не шла у него из головы даже после того, как он выдворил ее из кабинета. Какое-то странное, тяжелое чувство медленно проступало в его груди, не давая сосредоточиться на ловушках законотворцев. И это чувство ему совсем не нравилось. Оно не спрашивало разрешения, а впорхнуло в кабинет вместе с Катей, которая тоже не трудилась спрашивать разрешения, если ее переполняли эмоции.

Ярцеву не хотелось анализировать и признавать наличие странной привязанности, способной захлестнуть и потопить его своей силой. После смерти Лизы он слишком долго сторонился настоящих женщин, чтобы понять, какую опасность таит в себе соблазн. Все его общение с женским полом ограничивалось редким удовлетворением потребностей, после которого он избавлялся от партнерши еще до наступления утра, страшась с рассветом оказаться виноватым перед женой за предательство. За то, что продолжает жить и испытывать потребности плоти, а Лиза – нет.

Но три года – большой срок. Образ Лизы, такой мягкой и женственной, постепенно стирался из памяти, становился все прозрачнее, а чувство острого горя притуплялось. И вот теперь впервые, круша все его представления о собственной жизни, расписанной на годы вперед, вышла Катя. Яркая и живая, клубок противоречий и дерзости, она затмила собой воспоминания о Лизе и заполнила его воображение.