Речи любовные - Алиса Ферней

— Самое лучшее в вас не ваша красота, а ваш темперамент.

Как настоящая женщина, она не могла не порадоваться этому комплименту.

Это длилось целую минуту. Они так смотрели друг на друга, словно оба предвидели (и каждый знал, что то же делается с другим), что с ними будет (неразлучны навек), что им предстоит (рассказывать друг другу о себе, а затем лежать рядом) и каковы будут их речи (об изначальном предназначении, разлуке и последующем обретении). И каким бы упорным и горячим ни был этот взгляд, он не смущал их, поскольку обладал ясностью проговоренных и повторенных истин и обещаний. Одного он был лишен — грубости, ведь это были даже не слова, а безмолвный и признательный разговор лица с лицом. Язык взглядов иной, чем обычный: его можно услышать, как слышишь то, во что веришь, только благодаря чуду, он полон всей той силы и сомнения, что порождены невидимым. Странно, что подобного рода совершенное по форме общение не длится, и у них оно подошло к концу, и вернулось обычное: слова, догадки, вопросы, неуверенность, недосказанность, намеки и умолчание о главном. Официант принес заказанные ими блюда. И хотя он догадался, что появился некстати, делать было нечего: руки его были заняты горячими тарелками, другие посетители ждали его. Он извинился («Прошу прощения, господа»), пронося тарелки над их лежащими на столе руками. Она подняла на официанта глаза, поблагодарила и поспешила освободить место для тарелки, смущенная тем, что кто-то посторонний застал ее в таком состоянии. «Боже мой, до чего хороша!» — думал в это время Андре Жиль. Официант даже покраснел, оказавшись в сфере действия их взаимных чар. Подина и впрямь пребывала в необычном состоянии — экзальтации, к которой ее привела уверенность в том, что они захвачены единым порывом. «Да мы с ним настоящий спектакль устроили. Я вся как на ладони». Она попыталась взять себя в руки. «Ноги ватные, свои собственные слова я слышу, словно их говорит кто-то другой, я даже наклонена в его сторону». В ее улыбающихся глазах читалось одно: «Влюблена, околдована». Была ли она и впрямь влюблена? Теперь уже все равно. Влечение и подлинная страсть — их всегда путают… То, что она ощущала, было стремительным, текучим, восторженным. Она созналась себе: «Мне нравится то, что он желает меня. Нравится разжигать в нем этот огонь. Нравится его любопытство».

* * *

В поисках самого сокровенного выражения ее лица он проявил к ней незаурядный интерес. Она просто упивалась, что стала объектом такого пристального внимания. Он созерцал ее задумчивость, а она была на седьмом небе, ведь созерцание — начальные слова страсти.

— О чем вы задумались? — спросил он, положив ей руку на запястье.

Это было первое прикосновение. И снова с улыбкой, словно держа ее в своей власти, повторил:

— Расскажите, о чем ваши думы?

Ей это показалось чуточку высокопарным, но она приняла галантную игру как нечто истинное, как некое обещание будущего. Ведь все это было прерогативой женщины: поддаться заинтересованному взгляду, не имеющему объяснения вниманию, наблюдать, как тебя соблазняют, и испытывать от этого наслаждение, отвечать тем же, нравиться, подстраиваться. Она прямо-таки утопала в чисто женских удовольствиях. Ее собственное лицо представлялось ей жаровней. Она до неприличия покраснела — столько же от возбуждения, сколько от робости. Он не выпускал ее руку, а она ее не отдергивала. Ей этого не хотелось. Рука блаженствовала, попав в сообщницы к ее спутнику, и уже перечеркнула всяческие условности. Она нашептывала своей хозяйке всякие приятные вещи о тайнах, ведомых лишь двоим, о том, что отношения с этим человеком сулят баснословные любовные услады.

А в это время еще в одной квартире шла подготовки к предстоящей вечеринке в клубе.

— Я был уверен, что ты не готова!

С такими словами Том Лагароль появился у Сары Петерсен. Она раздевалась, собираясь принять душ.

— Пришел бы позже, — бросила она ему, скрываясь в ванной комнате.

Те два года, что они были любовниками, она горячо отдавалась своему чувству, а он изменял ей напропалую. Она пробовала порвать с ним, считая, что он недостаточно ее любит. Но он мог не беспокоиться: стоило ему поманить ее, она не раздумывая бросалась к нему, по уши влюбленная и разряженная в пух и прах. «Недостаточно любит» — что это, в сущности, значит?

— Вечер начнется не раньше восьми, ты пришел слишком рано, — донеслось из ванной.

Он вышагивал взад-вперед по квартире, возмущенный донельзя, что приходится ждать, и даже полы его легкого пиджака разлетались.

— Не жди меня, поезжай, я приеду на своей машине, ты мне не нужен.

— Ну конечно, я знаю! — ответил он, не веря ни одному ее слову. Она нуждается в нем, это как пить дать, тут и обсуждать нечего. Да и какая женщина не будет счастлива рядом с таким красавцем, как он? Он был уверен, что дает своей избраннице все. На его лице появилась самовлюбленная улыбка. Мужчина может довольствоваться просто успехом в жизни, уверенностью в себе и в своем деле, лишь бы он не был излишне требователен ни по отношению к себе, ни по отношению к жизни. Том Лагароль сколотил немалое состояние, пожертвовав при этом первой женой, тремя детьми, всеми друзьями юности и интеллектуальными запросами, которыми некогда обладал.

* * *

— Чем ты сегодня занималась? — спросил Том Сару. В эту самую минуту Жиль Андре спрашивал Полину «Могу ли я звать вас Полиной?», а Луиза, нервничая и выказывая мужу безразличие, выбирала платье. Приняв душ и одевшись, Сара Петерсен принялась укладывать волосы. Том повсюду слонялся за ней: стоял перед стеклянной дверью ванной (ей видна была его фигура через стекло), следовал за ней по пятам от шкафа к шкафу и даже забрел в крошечную ванную, где стал глядеться в зеркало.

— Подвинься! И перестань любоваться собой! Но он и не думал ее слушаться.

— Как тебе моя рубашка? Не слишком мрачная?

— Нет! Лучше некуда.

До чего же красуется! Выглядело смешно, но почему — этого она бы не могла сказать.

— А теперь выйди! — приказала она.

Он медлил. Она испытывала раздражение, вызванное теснотой.

— Я что, не могу спокойно привести себя в порядок? — вскипев, заявила она.

Он, казалось, получал удовольствие от того, что нервировал ее. Тогда она решила изменить тактику.

— Будь добр, подожди меня в гостиной, я буду готова через две минуты, — мягко попросила она и почти с нежностью добавила: — Пойди плесни себе чего-нибудь.

Он вышел. «В конце концов, нужно уметь находить общий язык. До чего же люди восприимчивы и управляемы. Думают ли они хоть изредка, чего, в сущности, желают? Или же плывут по течению?» Не эти ли и им подобные вопросы служат началом распада пары?

Некоторое время спустя она подошла к нему сзади — он сидел в гостиной с бокалом в руках — и запустила пальцы ему в волосы.