Соблазн в жемчугах - Мэдлин Хантер

— Думаю, что на самом деле она нисколько не была мной одурачена. Она заметила, что я пересказываю школьные уроки, а не говорю об опыте собственной жизни.

То, как ловко она это ввернула, не прошло для Хоксуэлла незамеченным. В который раз она напоминала ему, что они «не подходят друг другу». Он подумал — может быть, в ней живет страх, что и он, и высший свет всегда будут считать ее неподходящей женой.

Ей это будет неприятно. Даже сейчас, рядом с ним и Себастьяном, должно быть, мучительно репетировать про себя каждое слово и действие.

— Вы написали письмо Кэти? — спросил Хоксуэлл. — Эта женщина многие годы служила экономкой у мистера Томпсона, — пояснил он для Одрианны и Себастьяна.

— Я его почти закончила. Мне хотелось бы отправить его завтра, Одрианна.

— Конечно. Кому-нибудь еще ты должна написать?

— Мистеру Тревису, — ответила Верити, подумав. — Мне хочется кое о чем узнать, и я уверена, что он честно ответит на мои вопросы. Но мне следует подождать, когда моя ситуация станет более определенной.

«Твоя ситуация в том, что ты замужем», — подумал Хоксуэлл. Ее оговорка ясно свидетельствовала о том, что она по-прежнему надеется изменить эту ситуацию. Ему придется объяснить ей, и притом твердо, насколько беспочвенны ее ожидания.

— Кто такой мистер Тревис? — спросила Одрианна.

— Он управляющий заводом. Он также единственный человек, которому мой отец доверил полный секрет изобретенного им сверлильного станка. Мистер Тревис наверняка все еще на своем месте. Бертрам не сможет от него избавиться.

— Это рискованный шаг, — сказал Себастьян. — Что, если что-нибудь случится с мистером Тревисом? Производство может полностью прекратиться.

— Я имела в виду, что он был единственным мужчиной, которому доверял мой отец. Пока гувернантка вдалбливала в меня этикет, мой отец учил меня кое-чему другому. Мне тоже известен его секрет.

Хоксуэлл запечатал письмо, написанное тетке. Он просто объяснил, что его задержали дела и что он не появится в Суррее еще по крайней мере неделю, а может, и дольше. Другое письмо, кузине Коллин, было менее обстоятельным.

Его не волновало, что он обманывает тетку по поводу появления Верити. Другое дело Коллин. Она принимала активное участие в организации его брака и больше всех расстроилась, когда Верити исчезла. Она по-настоящему горевала, потому что уже считала Верити почти своей сестрой. Впрочем, у Коллин была большая практика по части оплакивания, и, возможно, у нее это вошло в привычку.

Он достал чистый лист бумаги и начал обдумывать, как написать следующее письмо. Он обещал никому не сообщать о том, что нашлась Верити, пока они будут в Эссексе, но за обедом он пришел к выводу, что ему все же следует связаться с ее попечителем, мистером Торнапплом.

Отношения между попечителем и Хоксуэллом были не самыми лучшими. Прошлой весной обнаружилось, что кто-то нанял сыщика для расследования исчезновения Верити. Хоксуэлл думал, что за этим стоит Бертрам, но потом выяснилось, что это был попечитель. Поскольку этот сыщик задавал наводящие вопросы относительно мужа пропавшей невесты, сам собой напрашивался единственный вывод — Торнаппл предполагает самое худшее.

Хоксуэлл очень тщательно подбирал слова, чтобы его обращение мало чем отличалось от прежних, но представил дело так, что ему интересно, правда ли, что возможно новое расследование исчезновения Верити.

Упоминание Верити имени мистера Тревиса огорошило Хоксуэлла. Возможно, было ошибкой поверить на слово Бертраму Томпсону, заявившему, что он управляет бизнесом, и согласиться на то, что после того, как Верити выйдет замуж, Бертрам получит полную свободу действий. Теперь выясняется, что Бертрам на самом деле не только не является управляющим, но даже не знает деталей изобретения, сделавшего завод таким процветающим. Их знают лишь мистер Тревис и Верити.

Хоксуэлл закончил письмо, запечатал и отложил в сторону. Потом лег на кровать. В открытое окно с моря дул прохладный ночной ветерок. Грешно было тратить на сон такую приятную ночь.

Впрочем, он и не ждал, что ему удастся уснуть. Сначала его начнут одолевать низменные инстинкты, напоминающие ему, что совсем рядом, в соседней комнате, лежит в постели очаровательная женщина, на которую он имеет законное право. Потом ему придется подавить свою физическую реакцию и прекратить вызванные ею видения.

Если бы он верил, что она настолько равнодушна, какой хочет казаться, ему было бы легче с собой справиться. Он слишком хорошо знал женщин, чтобы обманываться на этот счет, и было очень трудно сдержать обещание, данное Верити, притом что ее глаза и вздохи свидетельствовали о вожделении, которое она пыталась отрицать.

Она объяснила причины своей просьбы, но он подозревал, что были и другие. Например, причиной могла быть надежда на то, что он все же согласится на аннулирование брака. Или на то, что ей снова удастся сбежать. Да мало ли…

Возможно, ответ ее попечителя на его письмо прояснит некоторые стороны дела ее отца. Он мог бы узнать подробности уже два года назад, но в то время он, к сожалению, не слишком ко всему прислушивался и уж тем более не вникал ни в какие подробности.

А все его гордость. Он был бы рад получать весьма значительную прибыль, которую давал завод, а еще больше он был в восторге оттого, что может получить все это богатство до ее совершеннолетия, но он ничего не хотел знать о самом заводе. Теперь, очевидно, пришло время выяснить то, чем он пренебрег два года назад.

Какой-то звук отвлек его от размышлений. Какое-то шарканье неподалеку, почти под его окном. Наверное, какое-то животное, подумал он, встал и подошел к окну.

Его глаза понемногу привыкали к темноте. Звук повторился. Он доносился со стороны дерева рядом с окном Верити. Он стал вглядываться и увидел что-то светлое, распростертое на верхних ветках, подходивших почти вплотную к стене дома и подоконнику комнаты Верити.

Потом эта светлая форма плавным движением отделилась от здания, и он услышал тихий смешок радости.

А чему он удивился? Разве не он бросил ей вызов? Не искушал ее возможностью обрести свободу?

Она сказала, что на это дерево понадобится всего четыре минуты.

Верити никогда не залезала на ту высокую яблоню, которая росла в саду Дафны — узкие юбки платьев не позволяли, — но с помощью стремянки ей удавалось взобраться на самую низкую ветку, а оттуда сбивать граблями спелые плоды с верхних веток.

Она уже давно не лазила по деревьям, но умение осталось. Перевязав пеньюар в трех местах: между ног на манер панталон, под коленями и вокруг бедер, — она обрела некоторую свободу движений. Теперь можно попробовать. Но в следующий раз, когда она решит бежать по-настоящему, придется надеть что-либо более приличное.

Она перебралась на дерево, и ее вдруг переполнило забытое, дремавшее где-то в глубине души детское ощущение радости. Наверное, то же испытывает птица высоко на дереве. Это было совсем не то, что смотреть из окна. Ветки образовали как бы домик, куда никто не мог войти.