Его прекрасные жены - Мэгги Осборн

– Эй, Рози! - Скотчи широко ухмыльнулся, обнажив дыру, зиявшую на месте двух зубов. - Почему бы тебе не разрешить наши сомнения раз и навсегда, а? Просто подними рубаху и покажи, что там у тебя.

– Отвали, Скотчи. - Смертельная усталость внезапно навалилась на нее. Помимо ощущения бессмысленности жизни вообще, Рози угнетало вторжение в ее жизнь незнакомого человека. Она противилась этому всей душой. Замужество оказалось чудовищной ошибкой. Слишком пьяная или страдающая от похмелья, Рози не представляла себе всех последствий такого шага. В одном Боуи, безусловно, прав: муж означает перемены. Она не желала перемен.

Ей не нужен мужчина ни в доме, ни в жизни. Рози не хотела ни разговаривать по утрам, ни чувствовать себя никчемной, ни испытывать стыд. Чем-чем, а этим она сыта по горло. Рози не желала, чтобы нарушалось привычное течение жизни. А более всего, черт побери, не желала, чтобы кто-то спал в его постели. Слезы ярости и отчаяния сверкнули у нее в глазах, и она отвернулась, чтобы никто не заметил их.

И что хуже всего, ее грызло ужасное подозрение, что, выйдя замуж за Боуи Стоуна, она откусила больше, чем способна проглотить. Как можно добиться чего-нибудь от человека, который отказывается подчиниться, даже когда в него стреляют практически в упор? Как, черт возьми, справиться с мужчиной, которому наплевать на собственную жизнь?

Знакомое чувство полной беспомощности нахлынуло на нее, той же унизительной беспомощности, какую Рози испытывала, когда он был жив. Человек, которого она ненавидела, распоряжался ее жизнью, диктовал свою волю, заставляя подчиняться, и Рози была не в силах остановить его. Более того, она сама навлекла на себя несчастье. Даже мысль об этом была невыносима.

Постепенно до Рози дошло, что парни перестали обсуждать ее персону и теперь развлекались, высмеивая ее благоверного. Даже Гарольд, по обыкновению полировавший стаканы, придвинулся поближе, прислушиваясь к разговору.

– …чертов любитель индейцев. Говорят, этот желтопузый трус поджал хвост и дал деру, как только началась пальба.

– До того струсил, что и стрелять разучился. - Лем с отвращением плюнул на посыпанный опилками пол. - По мне, так следовало придушить его прямо в Стоун-Тоусе.

– Все было не так, - выпалила Рози, прежде чем сообразила, что делает.

– Да ну? - Все трое повернулись к ней. - Может, тогда расскажешь, что же там случилось?

– Стоун не сбежал с поля боя. Он отказался убивать женщин и детей. В Стоун-Тоусе не было воинов, все мужчины охотились. Ничего себе сражение! Геройский рейд против женщин и детей. К тому же индейцы получили разрешение разбить там лагерь. Они никому не мешали.

Скотчи равнодушно пожал плечами.

– Эти индианки нарожают новых индейцев. Или ты думаешь, что из тех крошек вырастут китайцы? Как говорится, хороший индеец - мертвый индеец.

Парни дружно ухмыльнулись, подначивая ее. Остатки здравого смысла подсказывали Рози, что надо уступить. Стоун ничем не заслужил ее заступничества. Она ненавидела его. Последние пятнадцать минут Рози мучительно сожалела, что не пристрелила подонка, хотя имела такую возможность.

– Боуи Стоун не трус, - медленно произнесла она, не веря сама, что эти слова срываются с ее уст. То, что ей пришлось защищать Боуи Стоуна, было ужасно и служило лишней причиной презирать его черную душу.

– Он выстрелил в безоружного и убил его, это чистая правда. Судья и присяжные так и заявили. Что ты на это скажешь, Рози Малви?

– То, что здесь правдой и не пахнет. Человек, которого застрелил Стоун, преследовал его, намереваясь убить. Рэдисон был вооружен и выстрелил первым. Если бы судья позволил рассказать все, с начала и до конца, присяжные поняли бы, что это была просто самозащита.

– Это тебе Стоун наплел? Эй, ну разве любовь не слепа?! Оказывается, убийство - это самозащита. - Посмеиваясь, парни подлили ей виски в стакан. - Значит, вот почему судья приговорил твоего желтопузого муженька к повешению, да, Рози? «Потому что он осуществил самозащиту».

Рози поняла, что они не успокоятся, пока не втянут ее в очередное представление. Собрав все свои силы и предельно сосредоточившись, она вытащила из-за пояса шестизарядники, отскочила от бара и принялась палить из обоих револьверов.

Скотчи кинулся прочь, приплясывая на ходу, поскольку пули стучали по полу в опасной близости от его поношенных сапог и взметали фонтанчики опилок. Благодарная публика ревела от восторга, гикая и хлопая себя по ляжкам.

– Черт бы тебя побрал, Рози! - заорал Скотчи, подпрыгивая. - Смотри, что делаешь. Ты же прямо по ногам лупишь.

Девушки тоже заметно повеселели и зааплодировали, вообразив на минуту, что вернулись старые добрые времена.

– Мне так не хватает музыки! - тоскливо прошептала Рози, чувствуя себя бесконечно усталой. Она не выпускала перепуганного Скотчи из-под прицела, но делала это без души. На сей раз виски не принесло облегчения, ей было грустно и хотелось плакать.

Наконец, не обращая внимания на мольбы Гарольда, Рози пальнула по висевшей над пианино картине, изображавшей обнаженную Венеру. Она надеялась, что взбешенный Гарольд вызовет Гейна, а тот явится и заберет ее в тюрьму, где ей удастся хоть ненадолго найти уединение.

Похоже, ветер все-таки не совсем осушил ее слезы.

Боуи провел бессонную ночь, подложив под спину подушки и прислушиваясь, не вернулась ли Рози.

– Раз не пришла домой, значит, отсыпается в камере после попойки, - сообщила за завтраком Лодиша. - Так что Джону Хоукинзу опять идти в город и платить штраф, да и за ущерб тоже, не то шериф ее не выпустит. Ешьте печенье, кэптин. Нужно вас подкормить. И чтоб мне никаких пятен на новой рубашке и брюках, слышите?

Допивая вторую чашку кофе, Боуи наблюдал, как Джон Хоукинз снимает одну из жестяных коробок с полки над плитой, открывает ее и отсчитывает несколько монет.

– Это наш банк, - объяснила Лодиша, махнув зажатой в руке кофейной кружкой в сторону полки. - Первая жестянка - для самого необходимого, скажем, зерна для посева. Вторая - для штрафов и ущербов. Третья - для непредвиденных расходов. Четвертая - для всякой роскоши. Только там пусто. Мы уж и забыли, когда последний раз видели здесь роскошь.

– Я пойду с вами, - решился Боуи, следуя за Джоном Хоукинзом к двери.

– Рано вам еще шагать пять миль туда и пять обратно, - проворчала Лодиша, однако налила горячий кофе в три фляги и завернула в платок больше еды, чем требовалось старому индейцу и женщине, страдающей от похмелья.

Поблагодарив ее за завтрак и провизию, Боуи прихватил одну из курток с крючка за дверью, надвинул на лоб шляпу и шагнул в холодное утро, такое сверкающее и яркое, что он замер на мгновение. Капитан испытывал блаженство от одного сознания, что жив и видит это великолепие.

Догнав Джона Хоукинза, он приноровил свой широкий шаг к ровной поступи индейца. Прошагав целый час в дружелюбном молчании, они передохнули возле оврага и хлебнули из фляжек, горячего кофе. Боуи предположил, что остановка сделана только ради него, поскольку Джон Хоукинз ничуть не запыхался.