Сивилла - волшебница Кумского грота - Людмила Шаховская

Мысли Ареты тоже наполнились образом ее избранника. Думала она о нем везде: и дома, и куда бы ни шла вне его стен.

Эта кроткая девушка жила в пышной обстановке, оставаясь существом незаметным, ровно ничему непричастная, оттертая мачехой на задний план от всех дел семьи дальше, чем были служанки.

Думала Арета о своем избраннике и в жаркие часы сиесты — общего послеобеденного сна, когда пряла пурпурную шерсть в самой отдаленной беседке сада.

С образом Эмилия в думах девушки нераздельно возникал образ его исчезнувшей сестры.

Арете мнилось, что Ютурна не бежала, потому что никто из встречных поселян не видел ее среди гор, никто не указал ее следа, кроме невольника Брута и рыбака, в находки которых не одной Арете, но и нескольким другим особам плохо верилось.

Арете мнилось, что Ютурна упала в пропасть, каких находилось множество в лесных и горных трущобах той местности, где тогда охотился Тарквиний, — оттого и не нашли ее тела, а лишь обломки украшений.

Эта беседка в глухой части сада была прежде любимым местом Ютурны.

Эксцентричная сирота любила влезать на самый верх этой сквозной постройки, не имевшей ни стен, ни потолка, состоявшей из решеток, перекладины которой представляли удобную лестницу для карабканья по ним.

Ютурна, бывало, взберется на самую середину решетчатой беседки, свесит оттуда ноги внутрь, усевшись на толстую центральную перекладину, точно на лавочку, и поет там — поет дикий сумбур импровизаций на всякие темы, перенятые ею в детстве от деревенских гадалок.

Арета, вспоминая пропавшую, запела, продолжая прясть:

Арета оборвала песню, приметив, что за стеной беседки, скрытой в листве облепившего ее решетки винограда, кто-то осторожно вторит ей.

Едва она умолкла, как туда вошел Эмилий — так быстро, что девушка невольно вздрогнула, не ожидая его, потому что он давно не ходил дальше лужайки перед домом.

Эмилий уселся около подруги своего детства, склонился понуренной головой на руку, а другой рукой стал молча рассеянно щелкать пальцами в аккомпанемент пощелкиванию прядущей.

Но вот Арета оборвала нить, смотала ее на веретено, заткнула его в приспособленное место при гребне прялки, потом, глубоко вздохнув от моментально пронесшегося целого роя совершенно новых мыслей, предчувствий, она погрузила свои руки в большую охапку всевозможных цветов, лежавших подле нее на лавочке, наслаждаясь в жару освежающим влиянием их сочных листьев.

Арета бледнела и краснела от радости, что таинственному врагу-сплетнику не удалось рассорить ее друга с ней, о чем слух дошел через братьев.

Она поняла, что Эмилий хочет что-то сказать, но не решается, и догадалась, что причина угнетения его духа — грозный рассудок, требующий разрыва их близости настойчивее, чем все старшие, в руки которых попала судьба этой несчастной четы.

Арета была в таком возрасте, когда для девушки впервые настает чудная весна ее жизни — пора любви, полная грез и сладостных желаний, — волшебная пора любовных чар, неги, еще чуждой порочного сладострастия, — пора такой мечты, где конечной целью является брак с ее милым.

Арета знала, что брак с нею, дочерью рекса, верховного правителя Рима, для Эмилия невозможен, но она не мирилась с такой перспективой будущего. Юная мечта рисовала ей нечто лучшее: что каким-нибудь способом препятствия устранятся, например, злая мачеха умрет от постоянной раздражительности, а тогда отец, хоть и всегда пьяный, рассеянный, обленившийся, но любящий свою дочь, позволит, благословит в добрую минуту…

Или Эмилий решится бежать с Аретой… Куда? Неизвестно… быть может, к своей самнитской родне, в Арпинум.

Арета, воспитанная в пренебрежении, слышала о других странах весьма смутно. Она, как и другие, подозревала, что Ютурна могла скрыться в Самний, живет под другим именем. Но как туда добраться Арете?..

— Не могу сказать, — заговорил Эмилий после долгого молчания, — но сказать надо. Лукреция настаивает — все пропало!..

— Что такое пропало, Эмилий? — спросила Арета в сильной тревоге и заплакала. — Дорогой друг! Мой милый Эмилий!.. Ты болен?..

Юноша застонал, беспокойно блуждая взором.

— Эмилий!..

— Твой жених Октавий скоро вернется с войны… конец!.. конец всему, Арета!..

— Октавию нет дела до моей дружбы с товарищем детства.

— Клуилий уверял Брута, будто до Октавия дошли дурные слухи о наших отношениях и он отказывается от твоей руки, ставит разные условия и, между прочим, мою смерть.

— Но для меня лучше, если Октавий откажется.

— Милая, разве мачеха спросит, что лучше для тебя?! Ах, Арета!.. Лукреция все мне объяснила: чем я мешаю, почему я лишний… но… — Он обнял и крепко прижал к себе испуганную дочь Тарквиния Гордого. — Я понял все! — воскликнул он. — Понял, когда стало поздно… Клуилий оклеветал меня. Это все его интриги…

За беседкой раздался мрачный и гнусавый старческий голос:

— А теперь Клуилий пришел доказать всему Риму, что сын Турна — лжец.

С ним были сыновья Тарквиния и другие свидетели из знатных особ.

Бруту и нескольким другим, тайно сочувствующим, с великим трудом удалось спасти Эмилия от казни за мнимое обольщение дочери Тарквиния, пересилить клевету Клуилия и других патрициев, подкарауливших свидание в беседке.

Зная, что Туллии страстно хочется отдать падчерицу за дальнего родственника, этрусского лукумона, злодеи внушили этому чванному человеку сделаться требовательным относительно приданого и репутации невесты.

По внушениям интриганов Октавий настоял на совершении перед бракосочетанием еще добавочного унизительного обряда очищения Ареты от дурных слухов произнесением ею в торжественном собрании родни и знати клятвы по данной рукописи.

Это была свадьба с некоторыми особенностями этрусского культа, в который переводили Арету, сильно не желавшую того.

Хмурый зимний день с мелким дождем уныло освещал сумрачную залу — атриум роскошного чертога.

Отойдя от простоты старых времен в обстановке жилища, Туллия не умела войти во вкус принятого ею от греков и этрусков вполне культурного декорума всего, что ее окружало.

Все в ее жилище было тяжеловесно на вид, несоразмерно, одно к другому не подходило, будучи выбранным непривычным оком.