Полечка - Лариса Шубникова

Если бы не припухшие губы — подарок Женечки — то Поля успокоилась бы совершенно, поскольку выглядела так, что будь бабушка жива, она бы замечания не сделала. А это значит — скромно, опрятно и не без некоторого изящества.

Полина вышла в коридор, аккуратно прикрыла за собой дверь в комнату и направилась в столовую к ужину. Не успела сделать и десяти шагов, как дверь одной из спален открылась, и на пороге показался Клим. Он переоделся, выбрав голубую рубашку и темные брюки, выглядел чуть более грозным, чем хотелось бы Поле, но даже при всем этом не утратил своей привлекательности.

— Напугала, — буркнул он, и впрямь слегка вздрогнув.

— Простите, Кwим, — большего не смогла выдавить из себя растерянная Полина, а потому тщательно скрывая неловкость от старшенького поспешила отвернуться и продолжила свой путь.

— Можно на «ты». — Поле пришлось остановиться и как-то обозначить свою благодарность в ответ на дружеское предложение Клима.

— Хорошо. Спасибо, — чудом не сделала книксен*, смутилась, припомнив все, что чувствовала, когда глазела на красивого брата Жени и повернула по коридору совсем не в ту сторону, не зная дома Прозоровых.

Через мгновение почувствовала руку Клима на своем локте. Тот ухватил ее крепко, но бережно, и полечкина рука тут же покрылась мурашками.

— Ты идешь не туда, Паулина Мельцаж. Я покажу дорогу. — Клим не только не отпустил ее руки, а еще и провел, почти неощутимо, по ее локтю длинными, сильными пальцами в какой-то непонятной, очень интимной ласке.

— Спасибо.

— Рад помочь. — Руку Клим убрал, а сам зашагал рядом с ней, стараясь делать короткие шаги, чтобы Полечке было удобно идти рядом с ним. — Ты совсем не умеешь петь?

Сказал и чертыхнулся про себя. Ну, согласитесь, не самая лучшая идея начинать общение с девушкой с вопроса о ее же несостоятельности в чем-либо. Может мастера пикапа* и имеют на сей счет свои собственные идеи и убеждения, но честное слово, какой же женщине понравится, когда ей напоминают о том, что она несовершенна?

— Совсем. Бабуля всегда скрывала смех, когда я начинала петь. Я позже поняла, чего ей это стоило. Однажды была с подругами в караоке, так вокруг нас мертвая зона образоваwась, пока я пела. Мне никто не сказал, что нужно петь тихо. Я всегда пою громко, а там микрофон…и…ну… — она словно оправдывалась, и этому было объяснение.

Клим был совсем рядом, слушал очень внимательно и нависал над ней, как скала, подавлял, но и волновал одновременно.

— Я бы хотел это слышать. — Он остановился, она тоже.

Стояли в коридоре, рядом со столовой, дверь в которую была открыта и откуда уже доносились голоса отца и матери.

— Вы серьезно? — Поля даже глаза округлила, изумившись этой его странной просьбе, тем более, что высказана она была очень серьезным голосом, без всякого намека на то, что Клим хочет просто посмеяться над ней.

— «Ты». Да, серьезно.

— Зачем?

— Ну, я хочу понять, как нужно петь, чтобы люди разбегались? — и улыбнулся.

Бедная Полечка застыла, глядя на Клима, и в головке ее осталась только одна мысль, поразительная в своей странности и непонятности: «Зачем ты так со мной?». И этот невысказанный вопрос никак не относился к его желанию посмеяться над ней, а к тому, что его улыбка Полину просто раздавила. Она не понимала, как это возможно — бояться его и любоваться им и все это сразу и вот сей момент.

Улыбку на лице Клим не удержал надолго. Он уставился на девушку и видел только ее кошачьи, зеленые глаза, что смотрели на него совсем не так, как принято и прилично смотреть на брата своего парня. Пожалуй, Клим потерялся совсем в этом бесовском, зеленом омуте, забыл кто он для нее, чья она, а потому судорожно вздохнул и подался к ней со словами.

— Полина, скажи мне… — шагнул, оказавшись совсем близко, почувствовал легкий запах ее духов и тепло ее тела.

Хотел задать вопрос свой ужасный, но слова куда-то исчезли. Полечка, то ли испугавшись, то ли удивившись, непроизвольно положила ладонь к нему на грудь. И не понятно было — то ли отталкивала, то ли ласкала.

Взрыв хохота в столовой скомкал и стёр ощущение волшебства. Момент очарования пуглив и утратить его легко, не так ли?

— Нас ждут, наверно. — Поля отняла ладошку от его груди и спрятала руку за спину, как школьник, который скрывает дневник с жирной «неуд».

А Клим слов никаких не нашел вовсе, просто сделал приглашающий жест и пропустил Полечку вперед.

— О, вот и вы. А Генека где потеряли? — Анна Ильинична с бокалом в руке улыбалась. — Генек!!! Ау!!

— Здесь, мам. Утку всю съели? — Женька тут же подошел к Полине и приобнял ее за талию. — Голодный, до обморока.

И посмотрел на Полю, предлагая понять, что слова его относятся не только к ужину, но и к ней, которую он хочет, и голод как раз то самое, что он испытывает по отношению к Полечке.

— Идите за стол, — папа занял свое место и ждал уже Полю, чтобы усадить ее рядом с собой, как раньше, за обедом.

Семейный ужин — история особая, увлекательная и интересная. Сами знаете, как приятно собраться приятным вечерком за большим столом: болтать, шутить, угощаться и смеяться буквально надо всем. И при этом вовсе не нужно бояться обидеть кого-то, поскольку все свои и все всё понимают. А потому собрание недурно развлеклось, припомнив Поле незнание крыжовника, адского дачного петуха и два мотка пряжи цвета нежный оранж. Досталось и Андрею Петровичу — воровать яблоки из чужих сумок неприлично! Дольше всех потешались над Генеком, вероятно, по привычке, считая его маленьким мальчиком — проказником и сорванцом. Климу досталось извечное — зануда, а Анна Ильинична получила порцию «хихи» на счет отскочившей пуговки с ее брюк, когда она громко смеялась над младшеньким.

— Все! Больше не могу, — счастливо выдохнула мама, спустя часа два. — Мне нужно упасть в кресло. Если честно, я готова прилечь даже на коврик в гостиной. Давно так не смеялась.

— Давай, мам, приляг. Кстати, пуговицу твою я вижу. Вон она, закатилась под буфет, — после слов Женьки похихикали еще немного, а потом согласились с мамой и всей толпой, слегка лениво, отправились в гостиную.

Прозоровы дружно (и намеренно!) замедлили шаг и позволили Полине идти первой. Она вошла в большую гостиную комнату и остановилась, не понимая, куда присесть. Семья помогать не стала. Знаете почему? Момент, сейчас все разъяснится.

Когда-то, еще в самом начале замысла о «смотринах» Анна Ильинична вычитала в журнале, что если человека впустить в комнату с большим количеством кресел и диванов, он подспудно выбирает именно свое место, полностью соответствующее собственному мнению о себе. Кто-то сразу идет туда, где лучше видно его самого, а кто-то старается присесть так, чтобы не быть уж очень заметным, но при этом с удобством наблюдать за окружающими. Вот и сейчас, поддавшись привычке, семья ждала, что же выберет Полечка.