Мы взлетали, как утки... - Комбат Найтов

Ждать автобус возле спецчасти, он развезет фельдъегерей. А времени уже 17:20. Сижу. Подошла и уселась рядом Ксюша. Глаза усталые, ночь ведь не спали, и три перелета.

– Узнай, где можно поселиться, я в любом случае приеду сюда, и пообедай в летной столовой, талоны ведь есть.

Уныло помотала головой, желая лично убедиться, что я сел в автобус. Наконец «носатый друг летчика» подъехал, я предъявил предписание, и меня посадили в него. Вернулся из здания КП сопровождающий, и машина сразу завелась и тронулась. Налево, направо, еще раз направо и стоп.

– Вон в те ворота.

Я еще не успел убрать вторую ногу со ступеньки, а он уже умчался.

Перешел через площадь и успел четыре раза предъявить документы. Наконец, пропустили через узкий проход и показали, куда идти. В Большом дворце сдал оружие и позволил охлопать себя.

– Следуйте за мной, лейтенант.

Лестницы, ковры, коридоры, много военных, постоянно приходится козырять, наконец, практически пустой коридор.

– Четвертая дверь направо, – а сам стоит и смотрит, куда я иду. Дошел, повернулся на него. Он кивнул. Я вошел. Темновато, но горит яркая лампа у стола. Хотел доложиться, но смотрю, что кругом довольно много народа, все в таких званиях, что мама не горюй. Все сидят и курят. Создают рабочую обстановку. Прошел к столу и предъявил предписание. Секретарь нажал на кнопку и показал рукой на стул напротив. Появился командир с нашивками фельдсвязи, осмотрел сумку, протянул мне руку, чтобы взять сопроводиловку. Расписался в ней и вынес сумку из кабинета. Вернулся буквально мгновенно и передал пакет мне. А секретарю – записку. Тот кинул на нее взгляд и рукой показал мне новое место, где я должен сидеть. Разговаривает он по телефону так, что его совсем никому не слышно. Несколько раз выходили люди из кабинета, после этого секретарь показывал на кого-то рукой и молча на дверь. Так что следить приходилось постоянно. Вдруг он показал на меня, хотя в комнате было еще большое количество людей, пришедших раньше.

– Лейтенант Шкирятов с пакетом от комиссара 1-го ранга Мехлиса. Лично в руки.

И подаю сопроводиловку, а не пакет. Сталин взглянул на бумагу, ухмыльнулся, но бумагу подписал, и я передал пакет. Стою.

– Приказано дождаться ответа. Разрешите идти, товарищ Сталин?

– Да, посидите в приемной, вам сообщат, если ответ будет.

Отдал честь, повернулся и вышел. Я его по-другому представлял. И на картинках, и на фотографиях он другой. Может быть, освещение такое или устал сильно. И трубку не увидел, несколько смятых папирос лежало в пепельнице.

Закрыл за собою дверь, подошел к столу и передал слова Сталина. Мне показали мое новое место. В кабинет больше никого не направили. Послание большое, так что можно и перекурить. Показал папиросу секретарю. Поскребышев это или нет – не помню. Наверное, он. Тот мотнул головой, разрешая курить, и мой дым смешался с маршальским! Круто, сижу, курю у кабинета Сталина. А под ложечкой посасывает – кроме завтрака перед полетом, ничего не ел с утра. Папироса кончилась, хоть я ее и пару раз по-новой поджигал. Ответа нет. Звонков оттуда тоже нет. Наконец, секретарь снимает трубку, кстати, все без звука – видимо, лампочки, отсюда не видно. Повесил трубку и кому-то позвонил. Так несколько раз. Сижу, больше курить не хочется. Тянет поспать и поесть. Еще раз жестами напомнил о себе, секретарь махнул рукой, мол, сиди, сидеть тебе еще долго. Влип. Прошел час, появились новые люди, а нескольких человек секретарь подозвал к себе и отправил куда-то из кабинета. Вошел комиссар второго ранга, протянул руку секретарю, потом обернулся и сел рядом со мной.

Я попытался встать, но он остановил меня.

– Армейский комиссар Щербаков, товарищ Шкирятов, мне звонил товарищ Мехлис и приказал обеспечить ваше пребывание в Москве.

– Моя жена и стрелок-радист Голубева Аксинья Сергеевна находится на Центральном аэродроме. Ищет место, где командированным можно остановиться. А меня отсюда не выпускают. Жду ответа товарища Сталина.

Щербаков написал на листочке несколько строк и махнул кому-то рукой, на ухо что-то сказал подошедшему и передал записку.

– Товарищ Шкирятов, внизу вас будет ждать машина Политуправления и тот старший политрук, который сейчас выехал за вашей женой. Ждем вас у себя. Не прощаюсь. – Он протянул руку, мы обменялись рукопожатиями, и он вышел. Вошли еще люди, которых сразу направили в кабинет. И трое из находившихся в кабинете вышли. Из-за слабого освещения лица сильно меняются, и я из них никого не узнал.

Вдруг, после снятой трубки, рука секретаря указывает на меня и направляет к двери.

– Лейтенант Шкирятов прибыл по вашему приказанию.

– Знакомьтесь, товарищи, лейтенант Шкирятов, Сергей Петрович, на самолете «ЦКБ-57», переделанном в полевых условиях в самолет «ЦКБ-55», сбил лично двадцать шесть самолетов противника за два боевых дня. А его товарищи – у них еще один такой же самолет, остальные «Ил-2», «чайки» и «МиГ-3» – еще тридцать шесть или тридцать восемь машин. На земле группой товарища Шкирятова достоверно уничтожена полковая колонна противника, более тридцати самолетов противника на аэродроме в Рагнаре, шесть стационарных железнодорожных и автомобильных мостов и несколько переправ. И все это потому, что товарищ Шкирятов использует нестандартные приемы и вооружения, заявку на их изобретение и практические разработки он подал во все инстанции, но эти вооружения остались на бумаге, а вместо перспективного и хорошо защищенного штурмовика «ЦКБ-55» был принят на вооружение совершенно ошибочный проект одноместного самолета «Ил-2», который не позволяет в полном объеме использовать даже имеющиеся боеприпасы и которых мы за три дня боев потеряли более трехсот. А группа товарища Шкирятова действовала активно, наступательно, эффективно, сорвала наступление немцев на участке от Тильзита до Ковно, и при этом не имела потерь в самолетах-штурмовиках, потеряно только два самолета «И-153» двадцать второго июня и три истребителя – двадцать третьего. Что скажете, товарищи руководители ВВС и НКАП? Кто приказал принять на вооружение самолет, не соответствующий техническому заданию на него? Кто тормозит в НКБ прием на вооружение новых видов боеприпасов? Кто допустил разгром нашей фронтовой авиации в первый же день войны? Товарищ Шкирятов, помогите товарищу Жигареву восстановить картину дня начала войны.

– Я заступил дежурным командиром звена на аэродроме подскока «Тушки», недалеко от Тильзита, и дежурным по группе в 16:00 местного времени 21 июня. Обратил внимание на отдельные щелчки на линии телефонной связи и понял, что кто-то к ней подключился. Мною был издан приказ, в котором оговаривался переход на запасной канал радиосвязи в случае возникновения помех на линиях. Была условная фраза, после получения которой дежурные звенья переходили на связь с дублированием каналов. В 20:00, сразу как стемнело, я передал условный сигнал и принял доклады с аэродромов подскока, что они выполнили мой приказ. С нуля часов, выяснив, что телефонные линии отключены, перешли полностью на радиосвязь и только кодом. В 01:00 получил из штаба ВВС округа по радио сигнал «Гроза» и перевел всю группу на дежурство по готовности номер один. Самолеты были заправлены и вооружены. Мною же по тревоге были подняты части ПВО округа, которые располагались по соседству. Они обнаружили большие группы самолетов, идущие на нас, и я приступил к исполнению сигнала «Гроза». По нему штурмовая эскадрилья, с приданными силами и средствами, наносит удар по мостам через Неман. У меня было шесть специально подготовленных самолетов «Ил-2» и «ЦКБ-55» для ночных полетов. Они имели на борту две пары стокилограммовых бомб, связанных между собой тросом и установленным дополнительным взрывателем. Ими все мосты от Тильзита до Ковно были разрушены. После этого мы взяли торпеды 45–36 и попытались ими атаковать переправы через Неман. В трех случаях из шести нам это удалось сделать. Остальные переправы были разрушены бомбоштурмовыми ударами. Девять самолетов «Ил-2» были направлены с прикрытием на поиск и уничтожение бомбардировщиков противника, которые в тот день летали без прикрытия, так как немцы считали, что внезапность нападения принесет им больший успех. Мы действовали только большими группами и по заранее разведанным целям. Связи ни с кем не было, приходилось принимать решения самостоятельно. Ближе к вечеру смогли установить связь с комендантом погранкомендатуры Ковно и отработали БШУ по артиллерийским батареям, а затем практически расстреляли в воздухе полный полк, двадцать семь машин, «Юнкерсов-87» всей эскадрильей. В этом нам помогало то обстоятельство, что мы сразу взяли на вооружение автоматическую пушку ВЯ-23, а не ШВАК. На практике в Воронеже я пробовал все виды вооружения «Ил-2» и «ЦКБ» и пришел к выводу, что 23-миллиметровые пушки МП-6 и ВЯ значительно повышают возможности самолета.