Магия крови. Розмарин и Рута - Шеннон Макгвайр

Окрестности становились все более респектабельными, дома приобретали элегантность и пряничность. Выбор Розы места жительства не был уникален для чистокровок, живущих по эту сторону холмов. Они предпочитают не только владеть банковскими счетами, но и благодаря веку электроники до немыслимой степени расширять горизонты магического мошенничества. Золото фэйри можно использовать не только для фокусов на вечеринках, оно отлично работает и на бирже, где деньги в любом случае иллюзия. Единственные чистокровки, живущие бедно, - это те, чья магия слишком слаба или чья мораль слишком высока, чтобы заниматься такими делами.

У Розы никогда не было подобных проблем. К несчастью для меня, это не работает с подменышами. Поддержание иллюзий настолько сильных и длительных убьет меня, даже если предположить, что я сумею их навести. Так что чистокровки питаются телятиной и лунным светом в шоколаде, а я - эксперт по макаронам с сыром.

Ну ладно. Паста в любом случае вкуснее.

Полицейские автомобили выстроились в ряд перед домом Розы, сигнальные огни кружились в нескончаемом танце красно-синих вспышек, разрушая иллюзию богатой нетронутой безмятежности. Эти огни лишили возможности притвориться, что все идеально или что это сказочный Сан-Франциско, о котором поется в поп-песнях, - они были слишком реальны. Зеваки бросали нервные взгляды на полицейские машины. Человечество всегда отличалось чутьем к подобным событиям. Но в чем была виновата Роза? В том, что она умерла?

Я нашла место для парковки в конце квартала, вклинившись между журналистским микроавтобусом и старым «студебекером». Крыло моей машины оставило вмятину на микроавтобусе, отчего я получила удовольствие. Они никогда не определят по повреждениям, что их зацепила именно моя и без того помятая машина, и они это заслужили. Им не следовало нестись вдогонку за сиренами, словно стервятники, слетающиеся к мертвому животному.

Собственная манера прятаться за тривиальные заботы, когда я испугана, всегда меня удивляла. Все, что надо, - это дойти до стадии, когда от страха я ничего не вижу перед собой и внезапно становится важным только срок годности молока. Думаю, это мой способ самозащиты.

Прогулка к дому Розы заняла двадцать минут. Я останавливалась, чтобы прочитать флаеры, наклеенные на телеграфные столбы, и понаблюдать за кошками, сидящими на подоконниках, - в общем, пыталась хоть чуть-чуть оттянуть дело. Я не хотела идти туда, куда шла, но мои желания были неважны; все равно слишком быстро, и я уже смотрю на элегантный дом, служивший резиденцией графини Розы Зимний Вечер последние сорок лет. Я не хотела входить. Это не станет реальностью, пока я не войду внутрь: это не факт, а лишь вероятный поворот сюжета, словно кошка, запертая в коробке. Если я развернусь и направлюсь домой, я могу подождать, пока Роза не позвонит, чтобы позлорадствовать над моим легковерием. Мы будем смеяться и смеяться… если я не войду. Полиция выключит сирены и вернется в центр. Я забуду, что она связала меня узами; я забуду удушающий запах роз и зловоние горящей рябины.

Я забуду, что это моя вина.

Я поднялась по ступенькам к двери. Около звонка стоял полицейский с папкой в руках. Я остановилась. Он явно проверял входящих и выходящих - логичное занятие у дверей частного комплекса, где только что кого-то убили, но несколько затруднительное для меня. Распрямив плечи, я достала смятый чек из кармана, предъявив его, когда полицейский повернулся ко мне.

- Дама Червей напекла кренделей в летний погожий денек [4],- пробормотала я, думая в его адрес: я имею право здесь находиться. Аромат меди и скошенной травы закружился вокруг меня, и глаза полицейского затянула поволока. Я опустила чек. - Полагаю, все в порядке?

- Да, мэм, - ответил он, улыбаясь, и жестом пригласил меня войти. - Четвертый этаж.

- Ясно.

Не знаю, кого, по его мнению, он пропускает на место преступления, но мне наплевать.

В холле, элегантном, но без нарочитого шика, лежал ковер, серый цвет которого подчеркивал кремовые стены и темный тик декоративных столиков. Конечно, здесь все было со вкусом, - думаю, на здешнюю ежемесячную аренду я могла бы питаться год. Я пересмотрела оценку в сторону полугода, когда двери лифта открылись, обнаружив пятерых офицеров и лифтера.

Полицейские заполнили холл, я проскользнула мимо них, кивнув лифтеру со словами: «Четвертый этаж». Он кивнул мне в ответ, нажал кнопку, и двери закрылись. Лифт тронулся так мягко, что я почти не почувствовала. Я напряглась. Терпеть не могу, когда мне не ясно, в каком направлении я двигаюсь.

Я не бывала в доме Розы с 1987 года. Судя по тому, что я видела, он не изменился ни на каплю, излучая элегантность и то ощущение безвременья, которые могут купить только деньги. Постоянство - одно из преимуществ очень-очень богатых. Ничто не поменяется, пока ты этого не захочешь.

Лифтер нервно взглянул на меня. Я попыталась изобразить улыбку. Первое убийство всегда самое сложное. Но не то чтобы потом становилось легче. Мы остановились на четвертом этаже, и я вышла, позволив лифтеру вернуться на первый этаж.

Повсюду кишели полицейские, суетясь взад-вперед и переговариваясь едва слышным шепотом, который используют только полицейские и дети. Между этими двумя категориями больше сходства, чем можно подумать, начиная с того, хочешь ты или не хочешь, чтобы они поджидали тебя в темном переулке с оружием. Я работала с полицией и некоторым даже симпатизировала, но это не значит, что они нравятся мне как класс. Власть выводит на поверхность худшее почти во всех.

Двери в холле были заперты, за исключением двери Розы, приоткрытой достаточно широко, чтобы полиция могла входить-выходить, но при этом любопытствующие, ухитрившиеся миновать охрану, не видели, что в квартире. Я притормозила перед дверью, сделав глубокий вдох. Вот он последний шанс развернуться и уйти.

Распахнуть дверь было почти невозможно. Войти внутрь оказалось затруднительно. Но легче не стало.

Прямо за дверью стоял офицер. Я взмахнула чеком, не успел он повернуться ко мне, и запела:

- Дама Червей напекла кренделей в летний погожий денек.

Офицер застыл, его лицо обрело такое же слегка недоуменное выражение, как у его коллеги. Мой лоб пронзило приступом боли, я слишком напрягалась, подступала мигрень. Я постаралась проигнорировать это, опустила рецепт и спросила:

- Я могу пройти?

- Да, проходите, - ответил он, сохраняя ошеломленный вид, когда я прошмыгнула мимо него.

Апартаменты были декорированы всеми цветами розового, от густого оттенка на грани красного до бледного, почти белого. Ее кровь, должно быть, хорошо сочеталась с интерьером, по крайней мере пока не начала засыхать уродливым оттенком коричневого. Я не видела тело, но заметила кровь, несколько капель запачкали ковер рядом с дверью. Было ощущение, что половину комнаты уже запаковали в пластиковые пакеты с аккуратными подписями, а то, что осталось, смотрелось маленьким и кричащим в искусственном свете. Убийство срывает все иллюзии долой, не важно, насколько тщательно они были созданы.