Рыцарь-призрак - Корнелия Функе

Порыв ветра бросил ей в лицо темный волос.

– Львиное Сердце отдал ее Лонгспе в жены, когда она была еще совсем юной. Мама говорит, что, хотя он был намного старше ее, они жили друг с другом очень счастливо. И что у них было восемь детей. Но потом корабль Уильяма утонул, и, поскольку Эла была графиней Солсберийской, ее хотели принудить снова выйти замуж. Она сказала: «Нет. Уильям не умер. Вы еще увидите. Он вернется» – и была права. Но когда он наконец вернулся, то совершенно внезапно скончался. Эла вынула его сердце и похоронила в Лэкоке. Так же она поступила позднее с сердцем своего младшего сына. А потом в один прекрасный день постриглась в монахини.

Солнце исчезло за деревьями, и я, озябнув, поднял воротник куртки. Сад позади нас наполнялся тенями.

– Тогда ничего удивительного, что у него такой печальный вид, – пробормотал я.

Элла прогнала со своей коленки осу.

– Цельда говорит, у всех призраков печальное прошлое, с которым они просто не могут смириться.

Старик поднялся и пошел со своей собакой домой. Лебеди уплывали по ручью прочь, а мальчишки, игравшие в футбол, исчезли. Мы с Эллой, казалось, были единственными живыми существами в мире.

– Мне пора, – сказала Элла. – Врач велел мне следить, чтобы Цельда не проводила слишком много времени на ногах. Словно она станет меня слушаться! – Она положила мне руку на плечо. – Держись сегодня вечером подальше от раскрытых окон!

Мне было трудно себе представить, что закрытые окна смогут удержать привидения, но я кивнул.

– Позвони мне, – сказала Элла. – Вот. Это Цельдин телефон. А это – моих родителей. Они вернутся завтра домой.

На этот раз она написала не на моей руке, а на клочке бумаги. Всунув мне его в руку, она соскользнула со стены.

– Йон… – Голос Эллы внезапно перешел на шепот.

Я сунул листок в карман штанов.

– Что? – Я обернулся.

Между розовыми кустами Альмы Поппельуэлл стояли две собаки. У Поппельуэллов не было никаких собак, не говоря уже о целых двух, да еще черных как ночь.

Элла кусала себе губы. Это был первый раз, когда я видел на ее лице страх.

– НЕНАВИЖУ собак! – прошелестела она.

Я бы не сказал, что они походили на обыкновенных собак, но оставил это при себе. Шерсть у них ощетинилась, как у настоящих, но у обычных нет красных глаз и они не бывают высотой с телят. Кем бы они ни были, они оскалили зубы, словно поняли, что сказала Элла.

«В Килмингтоне рассказывают, что Стуртон держит свору дьявольских собак, гоняющих свою жертву до смерти».

Я был уверен, что Элла тоже помнит Цельдину историю. «Проклятие! – подумал я, поспешно хватая две головни, которые Эдвард Поппельуэлл сложил у стены на дрова. – И еще ведь даже не стемнело!»

– Вот! – прошептал я и протянул Элле одну из головешек. – У моего дедушки была весьма противная овчарка. Вдарь им головней по морде, если они нападут.

Элла бросила на меня испуганный взгляд, но головню все же взяла. По ней я понял, что она была того же мнения, что и я: здесь мы имеем дело не просто с кучкой бродячих собак.

– Чего ты еще дожидаешься? – прошептала она. – Зови Лонгспе!

Собаки стали рычать, что заставило нас содрогнуться, и там, где они стояли, поднялся черный туман из все еще влажной от дождя земли. Он стлался грязной пеленой по саду, становясь все гуще и гуще, пока в нем не скрылось все: деревья, дом, садовые стены. Весь Солсбери растворился в темноте, а тени сгустились и приняли форму лошадей, с которыми я тем временем уже успел свести знакомство. На этот раз явились все: лорд Стуртон и его холопы-убийцы в погоне за следующим Хартгиллом. Трое из них возникли слева, а четвертый вместе со своим господином – оттуда, где только что виднелся дом Поппельуэллов.

– Йон! – прошептала Элла. – Чего ты ждешь?

Да, чего? Пять, нашептывало во мне нечто. Пять штук. Что может один против пятерых убийц? Но, несмотря ни на что, я зажал в кулак львиную печать, в то время как дьявольские собаки, почесываясь, смотрели на своих повелителей, словно умоляя их дать приказ начать травлю.

Уильям Лонгспе, пожалуйста, помоги мне.

Он явился сразу же, как только мои пальцы сжали отметину. Его кольчуга сияла так ярко, что темноту, казалось, внезапно залил свет. Лонгспе выхватил свой меч и встал между нами и всадниками, так что лошади-призраки отпрянули назад, а черные собаки съежились в траве.

– Смотри-ка, пять душегубов, – сказал он, не повышая голоса, – у вас дичь перевелась, что ли, что вы теперь на детей кидаетесь?

Бледные лошади захрапели, и темнота обступила их, словно ядовитый дым.

– Уйди с дороги… – Голос Стуртона звучал так хрипло, словно его горло все еще сдавливала петля, висевшая у него на шее. – Не заблудился ли ты во времени? Дни рыцарства миновали уже тогда, когда у меня на костях еще были плоть и кровь.

– А что с твоими днями? – дал сдачу Лонгспе. – Им, как видно, положила конец шелковая веревка. Не слишком-то славная смерть!

Черные собаки зарычали, будто почуяв гнев своего хозяина, а Стуртон оскалил зубы, словно был одной из них.

Мне передался Эллин трепет. Я был рад, что она стоит рядом, но в то же время желал бы, чтобы она оказалась как можно дальше отсюда – в Цельдином доме, где человеку грозила единственная опасность: споткнуться об одну из жаб.

– Ага! Теперь я знаю, кто ты такой! – выпалил Стуртон, в то время как его холопы подогнали к нему своих лошадей. – Ты – тот королевский ублюдок, которого похоронили в соборе. Что ты здесь забыл? Я думал, ты вознесся прямиком в небеса, судя по тому благородству, какое тебе приписывают!

– А ты почему ж все еще не в преисподней? – Лонгспе не спускал глаз с холопов Стуртона. – Такому трусливому душегубу, как ты, дорогу туда, полагаю, не трудно отыскать. Или от тебя даже сам дьявол отказался?

Стуртон выпрямился в седле. Его бескровное лицо светилось, напоминая ядовитый цветок, а тьма ласкала его, словно князя[14]своего, черными руками.

– В преисподнюю я въеду как король, – проворчал он, – но только тогда, когда под солнцем больше не останется ни одного Хартгилла.

Он поднял руку, костлявую, как у самой смерти, а когда его холопы вынули свои мечи, с клинков опять заструилась кровь. Мне послышалось, будто откуда-то издалека Альма Поппельуэлл окликнула меня по имени, но мир, где имелись приемные родители и другие безобидные существа, казалось, был теперь дальше луны. Лонгспе сделал шаг назад, и я увидел, как его рука крепче сжала рукоятку меча. Их было пятеро! Пятеро против одного! Внезапно мне стало так страшно за него, что я хотел было броситься и встать рядом с ним. Но Элла удержала меня.