Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны - Александр Тутов

— Извини, — смутился я.

— Чего тут извиняться, — вздохнула девушка. — Война. Кругом война. И парня у меня тоже нет. Где-то на войне потерялся и тоже, может, сгинул. Почти год о нем ничего не слышала.

— Да, война — штука гадкая! — согласился я.

— Вам-то чем она не по нраву? — вырвалось у Рады, — Вы же наемники, от нее живете! Ее не будет, бедно жить будете! Затоскуете!

— Я не наемник, а доброволец, — мягко поправил я девушку.

Меня злило, когда нас называли наемниками. Выслушивать такое приходилось не впервой.

Но обижаться на девушку было глупо. Она потеряла на этой войне родных.

— Я врач по профессии, зарабатываю на жизнь тем, что лечу людей. И сюда приехал спасать раненых.

— Врач? — Рада чуточку растерялась, лицо ее просветлело. — А чего здесь делаешь? В этом доме?

— Я уже сказал, что моя задача — раненых спасать, — совершенно искренне ответил я, потому что считал это своим основным делом.

Руководить группой разведки меня назначили позже.

Приходилось совмещать обязанности врача и разведчика. Но о моей второй ипостаси Раде знать совершенно необязательно.

— А в дом как попал? — продолжала допытываться девушка.

— Случайно, оказывал помощь больной старушке и попал под обстрел. Забежал в дом, чтобы пересидеть, — соврал я.

— Если ты врач, то сможешь помочь моей больной соседке! Ей очень плохо. Она уже не встает, — торопливо заговорила Рада. — Хорошая соседка! Помочь надо!

— Что с ней?

Честно говоря, сейчас мне было не до медицинской практики.

— Вот ты диагноз и поставишь! — категорично заявила Рада.

Девушка была с характером. Спорить не имело смысла.

— Ладно, — согласился я, — пойдем!

С медицинской аптечкой я никогда не расставался, необходимый набор препаратов там был: антибиотики, обезболивающие, сердечные препараты, шприцы и ампулы, набор для неотложной помощи. Глядишь, что-то пригодится.

— Это двумя этажами ниже! — сказала Рада.

Я последовал за девушкой. Никогда бы не подумал, что будет так страшно ходить по обычной лестнице! Но война все искажает.

В этом доме даже в одном подъезде могут жить самые разные люди: сербы, хорваты и мусульмане. Вот уж действительно нынешняя Югославия в одном доме. В миниатюре. И угораздило же меня здесь оказаться!

Мне показалось, что девушка ничего не боится. Или умело скрывает свои чувства? Или просто длительная жизнь в доме на передовой приучила ее не обращать внимание на опасность?

Впрочем, по моему внешнему виду тоже трудно заметить переживания. Что-что, а скрывать свои эмоции я научился. Работа врача научила. Больной не должен видеть моих сомнений и переживаний.

Помнится, профессор Коноваленко с насмешливо-уважительным выражением лица говорил мне: «Ты, Алексей, врач от Бога! Как это тебе удается? Врачи лечат, лечат пациента, причем врачи с опытом и навыками, а вдруг появляешься ты, начинающий доктор, и у тебя все получается — больной быстро идет на поправку, восстанавливается и выздоравливает. А потом ты заявляешь, что сам толком не знаешь, как это получилось!»

Я действительно не всегда мог объяснить, почему безнадежные больные у меня вдруг выздоравливали. Одна бабушка, посмотрев на мои руки, сказала с улыбкой: «Руки короля — руки целителя!» И потом добавила, что я врач от Бога.

Вскоре после этого я пошел в церковь. И моя мама настояла, чтобы я окрестился. Мама говорила, что в раннем детстве меня окрестить не удалось, потому что мой отец был директором завода, а партийные органы строго следили, чтобы коммунисты, особенно находящиеся на руководящих должностях, не крестили детей. Иначе — серьезное партийное взыскание.

Но не зря говорят, что на войне атеистов нет. Я впервые попал в Сербию вскоре после окончания медицинского института. Несколько экстремальных ситуаций достаточно быстро убедили меня в правоте этой пословицы. Я много раз мог бы погибнуть, если бы не счастливая случайность. И я постепенно, путем непростым, рисковым пришел к тому, что Бог есть. Жаль, что не всем и не всегда успевает помочь, но мне пока что везло.

Но я и обязан воевать за нашего православного Бога. Ведь я по крови казак, а кто, как не казак, является настоящим православным воином. Даже запорожские казаки пошли за своими донскими братьями, когда решался вопрос, с кем пойти — с Россией или Польшей. И вопрос веры оказался главенствующим. Казачество связало свою жизнь с Россией.

Но не удалось им победить казачество. Оно выжило. Не зря говорил Троцкий, что казачество нужно уничтожать за способность к самоопределению. Ненавидел он его, потому что боялся. Но не умерли казаки. Стали восстанавливаться, возрождаться.

В 1990 году прошел первый казачий съезд, после которого возник Союз казаков России. Конечно, много было всякого.

И не всегда положительного. Ряд казаков или тех, кто к ним пристраивался, считали, что самое главное — это покрасоваться в форме, крепко выпить и песни поорать. Но большая часть старалась делать дело.

Казаки ехали добровольцами в Приднестровье, Осетию, Абхазию, на Балканы. В первую чеченскую войну славой покрыл себя казачий батальон имени Ермолова. Я не мог остаться в стороне. И вот потому-то я здесь. Врач-казак, который борется за спасение дружественного сербского народа. Мой прадед получил два Георгиевских креста, участвуя в Русско-турецкой войне, спасая наших сербских братьев. Один из моих казачьих дедов отличился в Первую мировую войну во время лихого Карского прорыва, когда наши казаки спасли армянский народ от уничтожения турецкими отрядами. Турки резали всех подряд, не щадя женщин, детей и стариков. Армяне хорошо это помнят, — помнят как резню, так и тех, кто их спас. Вот только Карс напрасно отдали туркам. Не их это земля. Зря, что ли, за нее столько крови пролито?

Я часто думаю о событиях, происходящих на Балканах. С чем их можно сравнить? Страшнее, чем Вторая мировая, ничего не приходит в голову. Масштаб и накал совсем не те, но все же… Как только наши предки смогли ее перенести? Я готов склониться перед нашими предшественниками, которые шли на немецкие доты и танки с одной трехлинейкой в руках. А еще больше уважаю своего деда, который прошел через штрафбат, был ранен, выжил и не сломался.

Нашим солдатам во время Великой Отечественной каждый день приходилось встречаться со смертью. И это были не короткие случайные перестрелки. Это бои, когда все взрывается вокруг, когда с неба на тебя пикируют бомбардировщики, когда толпы вражеских солдат палят по тебе из всех видов оружия.

Это не те войны, когда армии маневрировали, пока не встречались в сражении, которое могло быть одно за несколько месяцев. А тут почти ежедневный бой в течение четырех лет! Как такое можно выдержать? Иногда думаю: а смог бы я сам выдержать подобное?

Это сейчас, если надоест, могу в любой день бросить эту войну и уехать домой. Там такой возможности не было. Поклон мужеству русского солдата!