Профессионалы - Николай Леонов

– Когда Алене было три годика, она банку с вареньем разбила, и я… – Женщина замолчала.

Саша бросила на Гурова беспомощный взгляд, взяла себя в руки, сосредоточилась и спросила:

– Вы не сделаете нам одолжение? Вы ведь машинистка, а мы с майором в этом деле профаны…

Гуров понял, взял с подоконника печатную машинку, поставил на свой стол, подвинул стул.

– Преступника будем искать вместе, – сказала решительно Саша. – Составим план.

Все планы уже были составлены, дополнены и уточнены, Саша стремилась вывести женщину из шокового состояния, приобщить к делу, пробудить в ней активность.

Мать, продолжая смотреть себе под ноги, молча перешла за стол, передвинула каретку, спросила:

– Сколько экземпляров?

– Три, пожалуйста. – Гуров положил рядом с машинкой бумагу и копирку.

Женщина профессионально заправила листы, ждала. Саша кивнула Гурову, мол, действуй.

«Описание преступника пропустить, – думал Гуров, – с чего же начать?» – И вспомнил собственного производства афоризм: «Если не знаешь, что сказать, начинай с правды».

– Провести следующие мероприятия, – начал он.

Женщина печатала профессионально, не глядя на клавиши.

– У школ ежедневно с девяти до семнадцати установить дежурство. Сотрудникам находиться в штатском и при оружии. Написали?

Женщина лишь двинула каретку.

– Обратить внимание на мужчин-одиночек, которые…

Неожиданно женщина вскочила, отшвырнула стул и бросилась на Гурова, попыталась вцепиться ему в лицо, но он ее руки перехватил.

– Воды! В стакан валерьянки!

Женщина плюнула ему в лицо и безвольно опустилась на пол.

Вскоре Гуров вез Сашу Добронравову в своем «жигуленке» в управление и думал о том, что опыт его становится глубже, шире и разностороннее. До сегодняшнего дня в лицо ему не плевали. «У меня еще многое впереди. Обидеть обрезком ржавой трубы пытались, ножиком тыкали, а стрелять не стреляли. Так что не считай себя, майор, всезнайкой!»

– Я хотела ее переключить, – говорила Саша, ненужно оправдываясь. – Что делать?

– Работать, – ответил привычно Гуров и подумал, что становится похож на попугая, неустанно повторяющего свой скудный словарный запас. – А в случившемся я сам и виноват. Ведь я решил сидеть тихо, в стороне. Нет, лезу куда не следует. Для нее сейчас любой мужчина – убийца дочери.

– Что-то мы часто ошибаемся, Лев Иванович. – Саша горько улыбнулась.

Гуров не ответил, остановил машину у светофора. Рядом в сквере девчонки прыгали через веревочку. Бабушки заглядывали в коляски с таким удивленным восхищением, словно никогда не были мамами.

Гуров, глядя на них, покровительственно улыбнулся, подумал: «И ничего-то вы, слава Богу, не знаете». Но и сам тоже был далек от всеведения. Как раз в это время дежурный по городу принимал телефонограмму: «На тридцать восьмом километре Варшавского шоссе убит выстрелом в упор участковый инспектор…»

Гуров думал о своем, остановил машину у кинотеатра «Россия» и сказал:

– Слушай, Саша, будь умницей, поезжай домой…

– Считаете, что вы один такой принципиальный? – Она взглянула на Гурова с неприязнью.

– Как знаешь. – Он поехал вдоль бульвара к Петровке и думал, что, будь он на месте девушки, тоже бы уперся. «Все возраст, – уточнил он. – А сегодня, предложи мне не участвовать в неприятной служебной процедуре, я спокойненько поехал бы домой».

Сергея Ветрина доставили в кабинет. Парень не поздоровался, стоял набычившись, Гуров ему сесть не предложил, подвинул загодя приготовленные документы, сказал:

– Распишитесь. – Он положил на бумагу ручку. – Вам не разрешается выезжать из города.

Сергей расписался, не читая и явно не понимая еще, что происходит. Саша после неудавшегося допроса в прокуратуре не переоделась и чувствовала себя в неформенном платье дискомфортно. Девушка хмурилась, разглядывая лак на ногтях.

– Устраивайтесь на работу, в суде данный факт вам очень пригодится. – Гуров подписал пропуск на выход.

Сергей выпрямился, убрал руки из-за спины, схватил пропуск, затем оглядел оперативника и следователя, изменился буквально на глазах. Первым делом он сел, движения у него стали вялые, медлительные, парень зевнул, закинул ногу на ногу. Наступил его час, ну не час, а минуты. Так тем более торопиться не следует, растянуть их, отыграться.

– Значит, признали? Есть советская власть, не отменила ее милиция. Я на вас такую телегу напишу… – Он прикрыл глаза. – Безвинного в каземат упрятали.

– Вы же отлично знаете, Ветрин, что виновны! – не выдержала Сашенька.

– Знает прокурор, – ответил Сергей, – я лично так даже не догадываюсь. Вам, девушка, следует извиниться перед незаконно арестованным.

Он, ухмыляясь, оглядел Сашу, хлопнул себя по коленям, довольно хохотнул:

– А чего это на вас мундирчика нет? И платьице какое-то с рыночной скупочки? Неужели того?

Гуров смотрел на парня с неподдельным интересом, не остановил его, полагая, что раз Саша пожелала, то пусть хлебает до конца. Но лицо и взгляд майора были такими, что, когда парень невольно повернулся к нему, ухмыляться перестал.

– Ладно. – Он поднялся, взмахнул пропуском. – Случается. Надеюсь больше никогда вас не видеть. Ариведерчи…

Он собрался шутовски раскланяться, но, чувствуя взгляд Гурова, лишь коротко кивнул и вышел.

– Черт его знает, может, и к лучшему, – неожиданно сказал Гуров.

– Что к лучшему? – опешила Саша. – Они человека убили! Он раскаивается? Ночей не спит? Что к лучшему?

– Убивать он не убивал. Виновный, конечно… У него мать есть, ты ее не видела. – Гуров вздохнул. – Не каждый после отсидки лучше становится, далеко не каждый… А сейчас пацан он. Шелуха поганая сойдет, станет человеком и всю оставшуюся жизнь будет нас с тобой вспоминать как кошмар.

– Не понимаю я тебя, Лев Иванович.

– Я тоже себя не понимаю, Саша, – ответил Гуров.

Около семи часов вечера Гуров с Ольгой шли по улице. Они держались за руки и шли несколько странно, делая то коротенькие шажки, то, останавливаясь, искали взглядом место, куда поставить ногу. Для нормальных людей тротуар был покрыт ровным темно-серым асфальтом, а эти двое сумасшедших шли, словно по болоту, выискивая твердые клочки земли, боялись оступиться и потонуть. Ну ладно, вихрастая девчушка, ей возраст все списывает. Но мужику-то четвертый десяток, а он, как стрекоза, скачет и на удивление прохожих – ноль внимания.

Дело в том, что они играли. И не просто так, а, как выражаются игроки, – на интерес.

К примеру, вы ходите по тротуару и не замечаете, что он в трещинках, а Ольга с Левой очень даже замечают. И правила игры в том, чтобы не наступить на трещину, кто наступит, проиграл.