Изгнанник - Аллан Фолсом

— Откройте коробку, отец, — мягким тоном попросил Александр.

— Что в ней?

— Откройте.

Китнер медленным движением взял коробку со стола и некоторое время держал на весу. Его мозг лихорадочно работал. Как связаться с Хиггсом и попросить его о помощи? Как предупредить семью? Как передать ей, что нужно любым способом бежать от охранников из ФСО? Как бежать самому? Через какую дверь, каким коридором, какой лестницей?

Он не мог представить себе, как все это могло произойти. Как им удалось поставить себе на службу Мурзина вместе с людьми? Внезапно Китнера обожгла мысль о том, что охранники могли быть вовсе не из ФСО, а просто наемниками.

— Откройте, царевич, — попросила баронесса ласково и вкрадчиво. Такого тона он не слышал от нее более тридцати лет.

— Нет.

— Может быть, мне это сделать? — Александр приблизился еще на шаг.

— Нет, я сам. — Трясущимися руками сэр Питер Китнер, он же Петр Романов, кавалер ордена Британской империи, наследник престола всея Руси, сорвал сначала ленточку, а затем цветастую бумагу. Под ней оказалась длинная шкатулка, обитая красным бархатом.

— Ну же, отец, посмотрите, что там внутри.

Китнер поднял на него глаза.

— Я и так знаю.

— Тогда чего вам бояться? Открывайте.

С тяжелым вздохом Китнер открыл шкатулку. Внутри, на подкладке из белого шелка, лежал длинный старинный нож — складная испанская наваха. Костяная ручка была изящно инкрустирована бронзой.

— Возьмите его.

Китнер перевел взгляд с Александра на баронессу:

— Нет.

— Возьмите, сэр Питер. — Теперь тон баронессы не предвещал ничего хорошего. — Или мне попросить Александра?

Он неохотно потянулся к ножу, неловко взял его и вынул из коробки.

— Нажмите на кнопку, отец, — велел Александр.

Китнер подчинился. Ярко блеснуло на свету железо — из ручки выскочило лезвие. Оно было полированное, широкое, но сильно сужалось к концу, а сам кончик почти превращался в иголку. Режущая часть составляла добрых пятьдесят дюймов. Нож был остр как бритва.

Именно этим ножом Александр убил его сына Пола, когда тому было всего десять лет. Китнер никогда не видел этого ножа вблизи и уж тем более не держал его в руках. Даже тогда, много лет назад, когда Альфред Нойс хотел показать ему эту вещь. Она казалась такой реальной, такой ужасной… Он кое-как разглядел этот нож, лишь когда Нойс заставил его посмотреть фильм и ему довелось увидеть сцену убийства собственными глазами.

Теперь же это орудие убийства, украденное у убитого Фабиана Кюртэ, находилось в его руках. Китнера вдруг захлестнула волна ярости и отвращения. Он поднял свирепый взгляд на того, кто убил Пола. На своего другого сына, Александра, который сам едва вышел из детского возраста, когда совершил это злодеяние.

— Если у вас есть желание убить меня, отец, — Александр сделал резкое движение и забрал нож из руки Китнера, — то вам следовало сделать это давным-давно.

— Он не сделал этого, потому что не мог, мой милый. — Губы баронессы скривились в злой усмешке. — У него не хватало для этого ни силы, ни смелости, ни воли. Такой вряд ли годится на то, чтобы стать царем.

Китнер смотрел на нее взглядом, в котором читалась догадка:

— И этим же ножом вы много лет назад зарезали человека в Неаполе…

— Нет, отец, не этим, — проговорил Александр будничным тоном, не оставляя никакого сомнения в том, что между ним и баронессой не было секретов. — Баронессе хотелось, чтобы это выглядело более элегантно, как-то более…

— Царственно, — завершила баронесса фразу, и ее взгляд остановился на кожаной папке, лежащей на столе. — Откройте, ваше высочество, и прочтите. А когда прочтете, подпишите.

— Что это?

— Ваше отречение от престола.

— Отречение? — Китнер выглядел озадаченным.

— Да.

— И в пользу кого я отрекаюсь?

— А сами-то вы как думаете? — Баронесса невольно посмотрела на Александра.

— Что? — В голосе Китнера вновь зазвучала глухая ярость.

— В пользу вашего первенца, который после вас является прямым престолонаследником.

— Никогда! — Китнер вскочил с кресла. В висках стучала кровь, на лбу выступили крупные капли пота. Его взгляд метался от баронессы к Александру. — Не раньше, чем вы оба будете гореть в аду!

— Вам должно быть известно, что ваших жену и детей стерегут люди из ФСО. — Александр спокойно сложил нож и убрал его в шкатулку. — А люди из ФСО неукоснительно исполнят любой приказ. Ведь наследника престола надо оберегать. В том числе от его собственной семьи.

Китнер повернулся к баронессе. Происходящее все больше и больше напоминало затяжной кошмар.

— Так вы договорились с Гитиновым…

Баронесса ответила едва заметным кивком.

— Но как?

— Обычная шахматная партия.

Александр присел на ручку кресла баронессы. Мягкий свет из окна, картинные манеры — эта парочка словно позировала для портрета.

— Полковник Мурзин уже известил вас о трагической кончине великой княгини Екатерины, — тихо произнес Александр, — а также о кончине ее матери и великого князя Сергея. Пожар в их парижской квартире вспыхнул рано утром…

— Вы! — задохнулся от гнева Китнер. Этой адской череде злодейств не было видно конца.

— Только князь Сергей был другим реальным претендентом на престол. Не считая князя Дмитрия. Но его действительно можно сбросить со счетов. Согласившись с триумвиратом и представив вас в качестве истинного царевича, он навсегда поставил крест на собственной кандидатуре.

— Их не было необходимости убивать.

Баронесса тонко улыбнулась:

— Великая княгиня Екатерина была бы крайне опечалена известием о том, что наследником престола объявлен Александр. Она была сильной, волевой женщиной. Спеси в ней тоже хватало, и тем не менее в России ее очень любили. Она вытащила бы на свет божий Анастасию. А вас, да и нас тоже, объявила бы просто выскочками, домогающимися трона. И какие бы мы доказательства ни представили в свою пользу, чернь вполне могла с ней согласиться. Теперь такой угрозы не существует.

Китнер был непреклонен:

— Я не отрекусь.

— Боюсь, вам придется сделать это, Петр Романов. — Голос баронессы снова стал нежным и вкрадчивым. — Ради вашей семьи и ради России.

С улицы донеслось хлопанье автомобильных дверей. Александр обернулся к окну, и Китнер заметил крохотный микрофон в его ухе. Кто-то что-то говорил ему, и он внимательно слушал, а потом повернулся к присутствующим: