Последний выдох - Тим Пауэрс

– Что ты делаешь? – завопила она. – Ты что-то включил!

– Боже мой, – громко, но с благоговением в голосе произнес Кути, – это же шум винтов. Ты разбудил призрак самого корабля!

– Ох, – чуть не плача, взмолилась Элизелд, – скорее уходим отсюда!

Салливан отошел от консоли, – дрожали даже руки Гудини.

– Да, – ответил он и направился к выходу из румпельного отделения, оттуда по коридору к лифту. На этот раз в коридоре воняло потными телами и откуда-то дальше доносилась поскрипывающая запись песни «Это было очень давно» в исполнении Китти Каллен.

В одеялах, подвешенных на переборках коек, ворочались костлявые фигуры, когда Салливан, Элизелд и Кути торопливо продвигались мимо них; прозрачные руки ощупывали Элизелд, а голоса, неясные из-за расплывчатых очертаний ртов, нашептывали влюбленные речи.

Когда они поворачивали за угол, двигатель лифта гудел и дребезжал, – кабинка спускалась на их палубу, и сквозь защитное ограждение Салливан рассмотрел в ней холщовый мешок с черной бейсболкой «Рейдерс» на нем, неистово дергающийся и вопящий, словно был набит кошками.

Не успел Салливан схватить Кути и Элизелд и сбежать, как кошачьи вопли прекратились и мешок открылся, а когда кабинка с лязгом остановилась, из мешка поднялась обнаженная девушка, стройная и темноволосая, удивленно глядя через решетчатое ограждение на Салливана и дальше. Ее тело еще не совсем уплотнилось: сквозь нежную белизну ее грудей проглядывали ребра, а пах был залит тенью.

Вместо глаз была смущенная коричневая глубина, уже достаточно плотная, так что Салливан рассмотрел слезы на ресницах.

– Es esto infierno? – спросила девушка.

Элизелд задвинула ограждение в сторону.

– Esto es ningunaparte, – ответила она. – Yesto pasara pronto.

Это ад? – спросила призрачная девушка. Элизелд ответила ей, что это «нигде» и оно скоро закончится. Салливан нервно смотрел на девушку, вспоминая ту штуку, которая вчера парила над травой на кладбище, хохоча и лязгая металлическими крыльями, а она, сбросив на пол вместе с холщовым мешком впечатавшееся в память зло, смотрела на него, не узнавая.

Неуверенными шагами девушка вышла из кабинки лифта, беспомощно посмотрела по сторонам и нерешительно пошла в сторону подвешенных коек. Салливан замер было, чтобы остановить или предупредить ее, но Элизелд схватила его за руку и потащила в лифт.

– Если свалить в кучу старые книги, – заговорила она. – Старые и ветхие книги настолько хрупкие, что их уже никто не читает. Страницы оторвутся и перепутаются. Но кому какое дело?

Взмокший Салливан вошел в кабинку и придвинулся к стене, чтобы освободить место для Элизелд и Кути. Бесконечные сумрачные нижние палубы, со всеми забытыми отсеками, дверями и переходами, внезапно наполнились активностью, манящей темнотой, так что Салливан решительно вдавил кнопку отправления наверх.

– Поднимемся на самый верх, – резко произнес он.

– Аминь, – ответила Элизелд.

Дж. Фрэнсис Стрюб нашел коридор с ковровым покрытием и побежал по нему мимо молчаливых, утопленных в деревянную обшивку стен. Дальше коридор заворачивал и исчезал за плавной выпуклостью блестящего бежевого потолка, словно он бежал по периметру кольца весьма изысканной космической станции, и Стрюб сказал себе, что где-нибудь дальше он непременно встретит кого-нибудь, кто сможет ему помочь.

Как вдруг под ковром возник скрежещущий рев, и весь корабль слегка сдвинулся, словно потянулся. Стрюб не удержал равновесия и упал лицом вперед; его руки были по-прежнему скованы наручниками за спиной, и хотя он попытался выставить плечо, все равно мощно отрикошетил от покрытого ковром пола подбородком и скулой.

Он встал и пошел дальше, на этот раз ступая с осторожностью. Вероятно, нормально идти мешает какое-нибудь кориолисово ускорение, поэтому, чтобы не наскочить на близко расположенные стены, он стал наступать на всю подошву, а носки обуви направлять кнаружи.

Сквозь доносящиеся с нижней палубы заунывные вибрирующие звуки он расслышал детский смех, и у бликующей деревянной лестницы увидел маленькую девочку со светлыми косичками, которая слетела вниз по поручням. Она отскакивала от пола и стен, словно большой пляжный мячик, а длинное белоснежное платьице развевалось, как воздушный колокольчик, гарантируя мягкую посадку на ковер.

За ней появилась вторая девочка и проделала тот же трюк, а третья попросту прыгнула с кувырком через вертикальный лестничный пролет и приземлилась как изящный лист.

– Вверх, вверх! – кричали девичьи голоса с верхней площадки, и когда Стрюб подошел поближе, поднял голову и посмотрел туда, то увидел еще трех светловолосых девочек, которые от нетерпения топали ногами.

Все шесть девочек были на одно лицо – шестерняшки? – и примерно семи лет от роду. Как они справлялись с немыслимыми трюками? Они находились немного выше его – может, на том уровне земное притяжение не такое сильное? Он попробовал пересчитать их и насчитал сначала семь, потом пять, а затем восемь.

– Девочки, – ошеломленно произнес он, и три-четыре находящиеся на его уровне девочки взялись за руки и завели хоровод, припевая: «И гром на небе заворчал, как лев за дверью зарычал!» – а три-четыре находящиеся наверху продолжали кричать: «Вверх, вверх!»

– Девочки! – сказал он погромче.

Танцующие девчушки отпустили руки и уставились на него.

– Он нас видит! – сообщила одна другой.

У Стрюба закружилась голова и взмокла шея, и ему казалось, будто она мокрая от крови, а не от пота, но, поскольку руки оставались скованными за спиной, он не мог потрогать себя и выяснить наверняка.

– Ну, конечно, вас вижу, – ответил он. – Послушайте меня, мне нужен кто-то взрослый. Где ваша мама?

– Наверное, у нас нет мамы, – ответила та, которая стояла ближе всех. – А где ваша мама?

Разговор зашел в тупик.

– Как вас зовут?

Девчушка с верхней площадки крикнула вниз:

– Нас всех зовут Келли. Поэтому мы дружим, а еще потому что мы не можем заснуть даже в кромешной тьме.

– В большинстве садов, – заговорила та, что стояла рядом со Стрюбом, – ложе такое мягкое, что цветы всегда спят.

– Мы прибыли из мрачного, шумного сада, – добавила та, которая медленно съезжала по поручням. – Приходилось рано вставать, – сказала она подружкам. – Если не было солнца, значит, была луна.