Охотники на мамонтов - Джин Мари Ауэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Окопник! Должно быть, это окопник. А какую еще траву ты используешь для припарок? – спросил Мамут, явно заинтересовавшись ее рассказом.
– Другое растение поменьше, ниже колен. Листья напоминают узкие наконечники копий, которые делает Уимез. Цвет у них темно-зеленый даже зимой. Стебель растет прямо из листьев, а на нем появляются светлые цветы с красными крапинками на внутренней стороне лепестков. Его применяют также от отеков и сыпи, – сказала Эйла.
Мамут в недоумении покачал головой:
– Ты говоришь, листья остаются зелеными даже зимой… и цветы в крапинку… Нет, пожалуй, такого растения я не знаю. Может быть, мы просто назовем его крапчатой зимолюбкой?
Эйла кивнула.
– Ты хочешь узнать о третьем растении? – спросила она.
– Да-да, опиши мне его.
– Очень большое растение, больше, чем Талут, почти дерево. Растет в низких местах по берегам рек. Темно-фиолетовые ягоды остаются на этом кустарнике даже зимой. Молодые листья полезно употреблять в пищу, но старые – опасно, можно отравиться. Из высушенных корней делают припарки, они снимают отеки, воспаления и боль. В тот настой, что ты пьешь от подагры, я добавляю эти ягоды. Ты узнал это растение?
– Нет, мне оно неизвестно, но я рад уже тому, что его знаешь ты, – сказал Мамут. – Твои средства мне очень помогают. Видимо, ты отлично разбираешься в старческих недугах.
– Креб был очень стар. У него была повреждена нога и болели суставы. Иза рассказала мне, как помочь ему. Постепенно я больше узнала о разных болезнях и начала лечить остальных членов клана. – Эйла умолкла, оторвавшись на мгновение от приготовления припарки. – Мне кажется, у Крози тоже болят суставы. Надо бы помочь ей. Как ты думаешь, Мамут, она не будет возражать?
– Да, годы берут свое, но она не любит признаваться в своих слабостях. В молодости она славилась красотой и здоровьем. Но по-моему, ты права, стоит спросить ее. Только надо придумать, как лучше это сделать, чтобы не задеть ее гордость. Ведь это единственное, что у нее осталось.
Эйла понимающе кивнула. Когда все было готово, Мамут разделся и лег на лежанку.
– Пока ты будешь держать эти припарки, – сказала Эйла, – я сделаю порошок из корней другого растения и положу его на горячие угли. Вдыхая его запах, ты пропотеешь и почувствуешь, как отступает боль. А потом, перед сном, я еще приготовлю настой, чтобы смазать больные места. Яблочный сок и жгучий корень…
– Ты имеешь в виду хрен? Тот корень, что Неззи использует как приправу?
– Да, наверное, хрен, но смешанный с яблочным соком и бражкой Талута. Этот настой хорошо прогревает не только кожу, но и то, что внутри.
Мамут усмехнулся:
– И ты думаешь, что Талут разрешит тебе использовать его драгоценный напиток для наружного, а не для внутреннего употребления?
Эйла улыбнулась.
– Он любит принимать мое чудодейственное похмельное зелье, поэтому, надеюсь, он не откажет мне, если я пообещаю исцелять его голову после праздников, – сказала Эйла, начиная накладывать густую липкую массу на припухшие суставы старика. Расслабившись, он лег на спину и закрыл глаза.
– Эта рука выглядит уже значительно лучше, – заметила Эйла, прикладывая компресс к руке Мамута, покалеченной в молодости. – Наверное, рана была очень серьезной.
– Да, это был сложный перелом, – сказал Мамут, открывая глаза.
Он глянул на Ридага, который тихо сидел у его ног и слушал разговор. Никому, кроме Эйлы, Мамут не рассказывал об этой давней истории, случившейся в его жизни. После недолгого молчания он вдруг резко мотнул головой и решительно произнес:
– Пожалуй, Ридаг, пора рассказать тебе об этом. В молодости, путешествуя к морю Беран, я упал со скалы и сломал руку. В полубессознательном состоянии я брел куда глаза глядят и в итоге попал на стоянку плоскоголовых, к людям клана. Я гостил у них довольно долго и многое узнал об их жизни.
– Вот почему ты так быстро освоил язык знаков! – улыбнулся Ридаг. – А я-то думал, что ты просто очень умный.
– Разумеется, я очень умный, мой юный друг, – усмехнувшись в ответ, сказал Мамут. – Но конечно, кое-что я быстро вспомнил из времен юности благодаря напоминанию Эйлы.
Улыбка Ридага стала еще шире. Он любил этих двух людей больше всех на свете, не считая Неззи и остальных членов Львиного очага, и осознавал, что благодаря появлению Эйлы в его жизни начался совершенно новый, удивительно радостный период. Он наконец заговорил, то есть мог выразить свои мысли и чувства, мог шутить и вызывать улыбки; люди начали понимать его. Мальчик следил, как Эйла ухаживает за Мамутом, и даже он мог оценить глубину и обширность ее знаний.
– Эйла – хорошая целительница, – сказал Ридаг на языке знаков, когда Мамут бросил взгляд в его сторону.
– Целительницы клана очень искусны; она училась у них. Никто из наших целительниц не смог бы так хорошо вылечить мою руку. Кожа была разорвана, в рану попала грязь, и сломанные кости торчали наружу. Моя бедная рука выглядела как безжизненный кусок мяса. Женщина клана, Уба, промыла рану и соединила кости; не было ни гноя, ни воспаления. А когда рана зажила и кости срослись, я смог, как прежде, владеть рукой, и только к старости старые раны начали напоминать о себе, немного побаливая время от времени. Эйлу учила внучка той женщины, которая исцелила мою руку. Мне говорили, что она считалась лучшей из лучших, – поведал Мамут, наблюдая за реакцией Ридага. В недоумении мальчик посматривал то на Эйлу, то на шамана, удивляясь тому, что у них в клане были общие знакомые.
– Да, Иза была лучшей из лучших, так же как ее мать и бабушка, – добавила Эйла, осознав только последнюю фразу молчаливого разговора между Мамутом и Ридагом. – Она знала все, что знала ее мать, то есть в ее памяти хранились знания ее матери и бабушки.
Эйла принесла к лежанке Мамута несколько камней от очага, достала костяными щипцами из костра несколько раскаленных углей и положила их на камни, а сверху на угли насыпала порошок корня нектарника. Затем, взяв меховое покрывало, она тщательно укрыла Мамута, чтобы сохранить тепло, а он тем временем лежал, облокотившись на руку, и задумчиво смотрел на Эйлу.
– Многим непонятно, чем отличаются от нас люди клана. И дело не в