Париж - Эдвард Резерфорд

С течением лет Тома Гаскон и вся его семья стали воспринимать старинный особняк как свой собственный дом.

Одним холодным мартовским днем месье Ней прибыл с видом очень довольного собой человека. Раздав детям леденцы, он призвал Эдит и Аделину и сделал удивительное объявление:

– Я перебирал старые бумаги и кое-что обнаружил. Вы знаете, каков возраст мадемуазель Бак?

– Ей уже точно больше девяноста, – предположила тетя Аделина.

– Нынешним летом ей исполнится ровно сто лет! И у меня есть документы, где указана дата ее рождения.

– Это доказательство вашей щедрости и заботы, которой вы ее окружали все эти годы, – заявила Аделина.

– Да, так. И мы устроим в честь этого события праздник. Мадемуазель Бак будет участвовать, даже если смысл происходящего до нее не дойдет.

– Вы так добры, месье.

– Но это еще не все! Вы подумали о том, как этот юбилей скажется на нашей репутации? Редкий приют для стариков может похвастаться жильцом такого возраста. Мы попадем на первые полосы! Нас назовут лучшим заведением подобного рода в Париже!

Эдит еще ни разу не видела стряпчего в таком возбуждении.

– Вы сообщите мадемуазель Бак? – спросила она его.

– Да, думаю, надо это сделать. Сию минуту пойду и сообщу, даже если она ничего не поймет.

И он торопливо вышел из комнаты.

Они прождали его не менее получаса.

Нашла его Эдит. Он лежал в холле перед портретом дочери. Упал ли он на пути к мадемуазель Бак или уже исполнил свою миссию, когда это случилось, – этого Эдит не могла сказать, однако было ясно: с месье Неем случился удар и он уже не дышит.

Прибыв из Монте-Карло, Ортанс все организовала быстро и без лишних слов. Проследила за тем, чтобы на похоронах присутствовало человек двадцать клиентов и соратников по благотворительным начинаниям, в том числе Жюль Бланшар. Это внушительное собрание, несомненно, порадовало бы ее отца, если бы он его увидел. Священник, посещавший при жизни Нея его заведение, сказал краткую речь, в которой упоминались некоторые факты из родословной, включая намек на возможную связь с Вольтером, и превозносилась неутомимая деятельность стряпчего на стезе обеспечения удобства и довольства всех тех, кто находился на его попечении.

Как оказалось, Ней успел сделать кое-что и для себя, а именно приобрел участок на кладбище Пер-Лашез: пусть не совсем там, где размещалась могила его выдающегося родственника – среди других наполеоновских военачальников, – но в пределах видимости оттуда.

Вскоре после погребения Ортанс снова отбыла на юг, велев Аделине и Эдит содержать дом престарелых обычным порядком вплоть до ее возвращения в мае.

Кончалась вторая неделя мая, когда Ортанс наконец вернулась из Монте-Карло, но не одна: с ней был очень красивый смуглокожий господин по фамилии Иванов, которого она представила как своего финансового советника.

– Иванов – это же русская фамилия? – обратилась к нему тетя Аделина.

– Да, русская, – ответил он. – Но моя мать была из Туниса.

Блестящие черные волосы месье Иванов носил зачесанными назад, и его одежда была отменного покроя. Говорил он мало, но неизменно держался возле Ортанс.

Она же провела в доме отца месяц и почти каждый день заглядывала в приют. Тетя Аделина рассказала ей о желании отца отметить столетний юбилей мадемуазель Бак, но Ортанс заявила, что слишком занята и с этим придется подождать.

Как-то раз она явилась в сопровождении пожилой пары и провела два часа, обходя с ними весь дом, заглядывая в каждую комнату.

В середине июня, ближе к вечеру, когда Тома и Эдит уже уложили детей и сидели в комнате тети Аделины, Ортанс в сопровождении месье Иванова зашла к ним, чтобы сообщить важную новость.

– Я возвращаюсь в Монте-Карло, – сказала она. – Этот дом продан. Новые владельцы не нуждаются в помощи, так что вам придется уехать отсюда. Они вступают в права завтра, но вы можете жить здесь еще две недели.

– Нам некуда идти! – запротестовал Тома.

– У вас целых две недели. – Она пожала плечами. – Этого вполне достаточно, чтобы что-то придумать, по крайней мере временно. – Затем она обратилась к Иванову: – В холле висит мой портрет. Заберите его. Он принадлежит мне. А я пойду попрощаюсь кое-кем с из постояльцев.

Тетя Аделина, Тома и Эдит молчали, огорошенные известием, месье Иванов удалился снимать со стены картину, а Ортанс отправилась наверх. Эдит спохватилась и пошла вслед за ней. Она не собиралась сдаваться без сопротивления.

– Мадемуазель Ортанс, неужели вы не можете дать нам немного больше времени? У меня четверо детей.

– Вам придется что-нибудь придумать. Я дам вам хорошую рекомендацию.

– Мы с моей тетей много лет работали на вашего отца. Разве он никак не захотел поблагодарить нас за службу?

– Нет.

Не останавливаясь, Ортанс поднялась под самую крышу. Эдит осталась стоять в коридоре, а дочь покойного юриста вошла в комнату мадемуазель Бак. Там было тихо.

– Мадемуазель Бак, – отчетливо произнесла Ортанс Ней, – вы меня слышите?

От железной кровати не донеслось ни звука.

– Месье Ней скончался, – продолжила после паузы Ортанс. – Дом продан, и все разъехались. Вы остались тут одна. – Она опять сделала паузу, будто давая старухе время осознать ее слова. – Вам пора умирать, – сказала она, развернулась и ушла.

Они спустились по главной лестнице. Внизу, в холле, месье Иванов ждал Ортанс с портретом в руках.

– Что вы сказали старой даме? – поинтересовался он.

Ортанс изогнула одну бровь:

– Правду. – Она открыла тяжелую парадную дверь. – Пойдемте.

А Эдит застыла посреди холла в полном одиночестве, не представляя, что теперь делать.

1907 год

Роланд де Синь не в силах был поверить своим ушам. Теперь он звался капитан де Синь, а его друг капитан стал командиром полка. При всем своем уважении к старшему товарищу де Синь был убежден, что тот заблуждается.

– Уверяю вас, дорогой друг, все это чистая правда, – говорил его бывший начальник. – Тогда я вам ничего не рассказал, потому что негодяя спугнул тот официант из «Мулен Руж», которому, кстати, вы обязаны жизнью. Но мы все присматривали за вами. После смерти вашего отца, как вы помните, наш полк перевели в другое место, и можно было забыть об угрозе. Но теперь мы должны вернуться в Париж, и я счел необходимым известить вас обо всем.

– А как имя того сумасшедшего или злодея? Я даже не знаю, как его называть.

– Жак Ле Сур. Мне ничего не известно о его местонахождении, но не сомневаюсь, что его можно будет найти. Хочет ли он по-прежнему убить вас… Кто знает? – Командир полка улыбнулся. – Просто будьте начеку, когда опять отправитесь к парижской куртизанке!