Чужак - Симона Вилар

— Не дождетесь.

Торир обходил пружинистым шагом Дира.

— Ты многим владел, Дир. Но все потерял. Вся твоя жизнь прахом пошла. Помнишь, я говорил тебе это когда-то? И теперь я тебя убью.

У Дира глаза стали красными — почти такими же, как серьга в ухе. И он первый наскочил, пошел рубить так, что Ториру пришлось отступать на толпу. Люди попятились, освобождая место для боя. А мечи вновь схлестнулись, искры высекались при каждом ударе. Диру нечего бьио терять, и он наскакивал и отступал умело, сдерживая силы, сохраняя дыхание. Но глаза его горели. Пусть он сегодня и умрет, но с этим предателем сумеет поквитаться.

— А я ведь и девкой твоей владел, Резун, — засмеялся Дир, когда на краткий миг их лица оказались рядом, а лезвия, скользнув, сошлись у крестовин рукоятей. — Карина, она…

— Она мне сына родила, знаю, — ответил Торир, делая рывок и выходя из сшибки. — И теперь ею владеть буду только я.

Он вовремя сумел сгруппироваться, отпрыгнуть от коварного косого удара, сам же полоснул быстро и резко, зацепив руку Дира у самого запястья. Это была первая кровь. В толпе зашумели.

— За отца моего Эгиля, замученного вами, — переводя дыхание, произнес Торир.

Следующую кровь тоже пролил он, срезав мочку уха у Дира. Ту, что с серьгой. Она отлетела, блеснув красным.

— За мать мою Вальгерд!

Дира столь пустячные ранения не пугали. Он даже захохотал.

— Что ты меня как куру ощипываешь, этериот? Забыл, как сам учил меня ромейской выучке?

И он нанес ряд столь стремительных и разящих ударов, что Ториру вновь пришлось отступать, а от резкого взмаха он еле успел отвернуться, когда концом клинка Дир оцарапал ему щеку. Из разреза под глазом потекла кровь.

— Действительно, как курицу, — процедил сквозь зубы Торир, тут же получив удар ногой по голени, отбросивший его. И словно в отместку, уже отскакивая, он достал Дира мечом по боку с такой силой, что отлетело несколько колечек кольчуги, темной влагой сверкнула кровь.

— За Бьоргульфа!

Дир не понял, за кого. Он уловил момент и занял такую позицию, что солнце теперь светило в глаза Ториру. Дир начал рычать, лицо его задергалось.

«Припадок», — понял Торир. И начал действовать спокойнее. Теперь Дир не так ловок, хотя и не менее страшен. Главное теперь — проследить, когда рядом сверкнет сталь клинка, и определить против солнца, близко ли Дир. Но Дир, поддавшись своей силе, сам упустил выгодное положение, стал наступать, и Торир, крутнувшись с разворота, вновь нанес ему удар. Это был крепкий удар, он отбросил Дира, а его бедро окрасилось кровью.

— За Карину!

Где-то сбоку раздался голос Олега. Князь недовольно сказал, что пора кончать, что ладьи уже у Почайны, что в городе шум. «Пусть идут в свой город», — пронеслось в голове у Торира. Он даже боль от внезапной раны не ощутил, когда меч Дира полоснул его по груди. Но Дир, рычащий, воющий, носящийся, был все еще неуязвим. Хотя и прихрамывал. Его и впрямь надо было уже кончать. Как? Дир умел драться. Его меч встретил опускавшийся клинок Торира, вписался в движение, уводя его по безопасному кругу, не дав зацепить себя. И тут Дир левой рукой с согнутыми, как когти, пальцами, впился Ториру в лицо. Торир рванул голову назад и… оступился. Стал падать, рухнул на спину. А Дир уже занес меч для нового удара. И тогда Торир со всей силы вогнал ему снизу в живот клинок.

Пусть и добрая была у Дира кольчуга, но под стремительным прямым ударом она поддалась. И меч вошел, впиваясь, в тугую плоть. Дир же так и стоял, выпучив глаза, с занесенной для удара рукой. Потом тяжело опрокинулся, застонал. Он был еще жив.

Торир поднялся, поглядел на поверженного Дира, как тот корчится на песке, орошая все вокруг кровью.

— Добей, — приказал Олег. — Добей. Нам надо спешить. Но Торир устало мотнул головой.

— Я уже отомстил.

И это словно послужило сигналом. Торир отходил, слыша за спиной хруст и лязг, когда варяги Олега стали добивать поверженного князя.

«Я не должен был идти с ним на бой. Как глупо, — подумал Торир, на ходу вбрасывая меч в ножны. — Я дал ему умереть как герою. Ну что ж, может, князья так и должны уходить к богам».

Он шел, а мимо пробегали варяги Олега. Им нужно было успеть в Киев, пока никто не опомнился. Ториру тоже надо было спешить. Он хотел поскорее найти Карину.

И он ускорил шаги.

Торир разглядывал сына. Держал изувеченными после пыток руками запеленутое тельце и глаз не мог отвести.

Они с Кариной сидели над берегом Днепра, и легкий ветер теребил тонкое покрывало на голове молодой женщины. Она смотрела на варяга и сына с любовью. Они оба были с ней, и ей казалось, что прошла целая вечность со вчерашнего дня, когда Торир ворвался к ней в детинец, обнял ее, стал утешать, плачущую и измученную, уверяя, что теперь все будет хорошо. А она сразу же заторопилась, заставила его отправиться в Городец Микулы — за сыном.

И вот они все вместе.

— Как он похож на тебя, Карина, — проговорил Торир, глядя на ребенка, и в его хриплом рычащем голосе неожиданно появились нежные интонации.

Младенец таращил на отца милые голубые глазки.

— А глаза-то у него твои, Торша, — заметила Карина.

— Скорее моей матери, Вальгерд. Вот все и возродилось. Спасибо тебе за сына, Каринка.

Он склонился к ней, еще такой бледной, слабой, измученной, но такой родной. Как же он тосковал по ней, как волновался!

Торир рассказал ей, как Кудряш принес весть о том, что Дир пожелал найти и захватить ее, как позже они с Олегом узнали, что Кровавому удалось задуманное. Тогда Торир был сам не свой, опасаясь, что Карину постигнет судьба его матери.

— Все решил Олег. Воистину небеса даровали мне славного друга. Ибо, видя, что со мной творится, он и придумал эту затею с выманиванием князей к Угорскому.

Карина сомневалась в том, что только в ней было дело. Наверняка Олег желал захватить Киев малой кровью, чтобы не настраивать против себя вольный город. Хотя именно в тот момент Киев и не был вольным. Зато взять город без крови Олег все же сумел. И еще вчера вечером, когда наконец ударило било на вечевой площади и люди стали стекаться на лобное место, Олег объявил Киев матерью городов русских, успокоив всех, что город не потеряет своих привилегий и никогда не окажется в подчинении у Новгорода. Сам же Олег сядет тут князем и будет править для родича своего Игоря, пока сын Рюрика не войдет в возраст. И киевляне признали Олега правителем, восславили его. А отчего было не восславить, если город не подвергся разграблению, а даже возвысился. Не говоря уже о том, что лихие наемники Дира, хазары и древляне, были изгнаны из Киева с позором. К тому же Олег пообещал на вече, что, когда оглядится да поднимет град, перво-наперво разделается с их основными врагами — древлянами. Перуном-Громовержцем поклялся. А что значит для Олега Перун — все знали. Недаром первым делом он велел перунникам вернуться на прежнее место, на Горе. А волхвов Велеса отправил в низины, к Оболони, правда, одарив богато, чтобы не очень тужили. Всем сумел угодить мудрый Олег Вещий, потому-то сегодня в Киеве так шумно, люди повыходили в город, открыв запоры, вновь зашумело торжище. Еще народ оценил и то, что Олег велел с почетом похоронить прежних князей: Аскольда на кургане подле Угорской горы, а Дира под яблонями у Даждьбогова капища. Это место для него он выбрал потому, что сам Дир говорил о том, как любит яблони. Было это даже смешно, поскольку люди еще помнили, сколько зла принес за последнее время покойный Дир. Оттого его и похоронили тихо да быстро, а вот Аскольда мудрого проводить в последний путь вышел весь Киев.