Диктатор - Сергей Снегов

Зато всё очевидней виделось, что после тяжких поражений противники планируют победу. На всех границах воздвигалась такая сила, что, приди она разом в движение, противостоять ей мы не сумеем. И не было больше сомнений, что эта сила ударит не позже весны.

Я сказал Прищепе, Пеано и Бару, что попытаюсь снова убедить Гамова в том, что немедленные военные действия станут единственной гарантией сохранения наших побед.

Но в то утро, когда я собрался к Гамову, произошло нечто, изменившее весь ход событий. Аментола объявил, что прекращает экспорт продовольствия. Сто лет Кортезия снабжала своими продуктами половину мира. Главная промышленная держава, она наводняла своими машинами все страны. Но главной статьёй её экспорта оставались сельскохозяйственные продукты. Село, а не могучая индустрия образовали благосостояние этой страны, село, а не заводы, питало ту широкую реку денег, что непрерывно лилась в Кортезию. И вот Кортезия прекращала этот благотворящий поток — закрывала свои порты для вывоза продовольствия. И не только для нейтралов, но и для своих союзников — Корины и Клура.

Омар Исиро через каждые четыре часа передавал обращение Аментолы к миру.

Он, конечно, обвинил нас во всех своих новых бедах. Это мы принудили Кортезию сконцентрировать все средства в военной промышленности и на время ослабить заботы о сельском хозяйстве. Это мы, разрешая помощь попавшим в плен, грабили три четверти помощи — он не мог противодействовать такому наглому грабежу, ибо тогда погибли бы от голода и болезней его солдаты. Это мы, очищая от туч небо над союзниками Кортезии, нагоняли на Кортезию массу циклонов, и он не мог отбросить их обратно, ибо это привело бы к ливням в Клуре и Корине и буйству эпидемии, губившей детей. Он, Аментола, ныне решил остановить разбой, прикрываемый помощью. Знойное лето в Корине и Клуре наполовину снизило урожай в этом году — такова цена внешне бескорыстной помощи детям. Дождливое лето в Кортезии на треть уменьшило хлебные сборы — такова цена Кортезии за непротиводействие метеопиратству Латании. Дальнейшее пособничество нам способно серьёзно ослабить военное могущество Кортезии. Он понимает, что и Клур, и Корина без энтузиазма воспримут прекращение экспорта продовольствия. Но они не могут не знать, что в этом повинно и то, что они поддались на шантаж врага. Война вступила в окончательный период. Он готовит победу Кортезии и её союзников. Победа без жертв не бывает. Надо с жертвами примириться.

Вот такую речь произнёс президент Кортезии.

Я поспешил к Гамову. Он был в чрезвычайном волнении, у него даже нервно дёргалась щека — я впервые видел это.

— Аментола признаёт своё поражение! — чуть не закричал Гамов. — Он объявил, что силы его слабеют.

— Наоборот, он возвещает, что нанесёт удар гораздо мощней прежних. И что ради такого удара готов кое-чем и пожертвовать. Вижу здесь не признание в военном поражении, а уверенность в военной победе.

— Я говорю о новом психологическом поражении Аментолы.

— А я говорю о том, что мы в последние месяцы одержали излишне много психологических побед, но ослабили свои военные возможности. Гамов, мы упускаем уже завоёванные победы! Аментола прекращает экспорт продовольствия, но экспорт военной техники не прекратил.

— Вы слишком малое значение придаёте борьбе за души, Семипалов.

— А вы слишком малое значение придаёте борьбе армий. А ведь вы были ещё недавно первоклассным военным.

— Давайте разберёмся в ситуации объективно, Семипалов.

— Только об этом и прошу.

У Гамова была хорошая особенность — приступая к объективному анализу обстановки, он превращался из оратора в учёного. Никаких воодушевляющих речей, пафоса и актёрства! С Гамовым анализирующим мне было легче, чем с Гамовым ораторствующим. Оратора Гамова приходилось только слушать, не споря.

И он начал анализ с повторения, что признание в неурожае не бахвальство, а жалоба. Прежде Аментола не призывал к жертвам ради победы, он спокойно уверял свой народ и союзников, что всё для окончательного успеха уже есть — и это даже после гибели армии Вакселя и Троншке. Упоминание о жертвах — исповедь в слабости. Каковы же эти жертвы? Первая — предательство военнопленных. Раз экспорт продовольствия запрещён, значит, они не получат посылок из Кортезии, а живут на нашем пайке. Тут две возможности: мы не меняем пайка, военнопленные быстро худеют, растёт смертность. Мы терпим материальный убыток от прекращения конфискации части посылок и несём психологический урон от негодования против нашего обращения с пленными. Вторая возможность — мы увеличиваем пайки до международных. Новый материальный урон, зато жестокость Аментолы противостоит нашему великодушию. Какой вариант выгодней?

— Вы, конечно, выберете увеличение пайка пленным.

— А разве вы сделаете другое? Я продолжаю, Семипалов.

Вторая жертва Аментолы — он предаёт союзников. У них плохой урожай, но он отказывает им в продовольствии, которое они всегда получали, а сейчас должны бы получить в увеличенном объёме. И клуры, и корины возмущены, они обвиняют кортезов в эгоизме. Тут все политические козыри в нашу пользу. Но война не прекращена, и слово военных веско. Сейчас военные за Аментолу — ещё больше, чем раньше. Они ощутили силу и подняли голову. Вот груз на политических качелях — на одном конце негодование на Аментолу за отказ в продовольствии и благодарность нам за защиту их детей от эпидемии, а на другом — обвинение, что мы виновны в их неурожае, и растущая мощь военных, их стремление очистить себя от позора недавнего поражения. Что пересилит?

— Клуры — воинственный народ, у них и в Корине сильны традиции воинской чести, — сказал я. — Боюсь, не только у военных, но и у населения немалая жажда реванша. И они потребуют от Аментолы отменить его запрет.

— Наверное, так. И если Аментола настоящий политик, он восстановит экспорт продовольствия.

В тот вечер я вызвал к себе Готлиба Бара и Павла Прищепу.

— Второе конфиденциальное совещание, — сказал я. — Мне срочно нужны две справки: какой точно урожай у нас и какой в Клуре и Корине. Карточная система там уже введена. Что урожай плох, об этом упомянул и Аментола, но я не верю его цифрам.

Готлиб Бар принёс справку на другой день. Наша сводка показывала средний урожай. Хотя Штупа энергично отгонял все циклоны с запада, но этим открыл дорогу северным ветрам, они нагнали достаточно воды, чтобы растения зрели нормально.

Прищепа принёс свои данные только на третий день.

Как я и ожидал, сведения Аментолы были неверны. Он сильно приукрасил положение союзников. Клур собрал не половину, а только четверть обычного урожая, в Корине он приближался к трети. Прищепа прибавил ещё две сводки — резервы продовольствия в обеих странах. До войны там склады распирало от запасов. Война внесла свои жестокие коррективы. Поражения в Патине и Родере и забота о своих в плену сделали склады в обеих странах почти пустыми.

— В принципе надо радоваться: раз у врага положение плохо, это на пользу нам, — сказал Прищепа, но улыбнулся сумрачно, а не радостно.