Глаз бури - Тэд Уильямс

— О моя Гутрун, да защитит тебя Узирис от напасти, — молился Изгримнур, и сердце его сжималось от страха и негодования. — Пусть он сохранит тебя невредимой, жена моя, и я воздвигну ему храм своими собственными руками. И Изорна, сына моего отважного, и Джошуа, и всех прочих…

Он плакал в ту первую ночь в темном переулке в полном одиночестве, там, где никто не мог увидеть рыдающим огромного монаха, где он мог хоть на короткое время побыть самим собой. Он был напуган так, как никогда в жизни.

Как могло это произойти столь быстро? Этот проклятый замок был построен так, чтобы выдержать десятилетнюю осаду! Не было ли предательства изнутри?

И каким образом, даже если его семья спаслась каким-то чудом и он сможет снова найти их, как ему удастся получить назад свои земли, которые Скали Острый Нос украл у него с помощью Верховного короля? Теперь, когда Джошуа разбит, Леобардис и Лут мертвы, некому будет противостоять Элиасу.

Он все равно должен найти Мириамель, спасти ее от этого предателя Кацраха и спрятать в безопасном месте. Хоть это он должен выполнить, не дав Элиасу совершить последнюю подлость.

Вот так, потерпев поражение, он явился, наконец, в "Шляпу и Перепелку", низкопробную таверну, которая была как раз подходящим местом для его страждущего духа. Шестой жбан пива стоял перед ним, пока нетронутый. Изгримнур был полон мрачных мыслей.

* * *

Возможно, он задремал, потому что целый день бродил вдоль берега и очень устал. Человек, стоявший перед ним, возможно, простоял так уже некоторое время. Изгримнуру он не понравился.

— Чего уставился? — прорычал он.

Брови незнакомца сошлись на переносице. На его худом лице появилась презрительная усмешка. Он был высок ростом и одет в черное, но герцог Элвритсхолла не счел его вида таким внушительным, как надеялся незнакомец.

— Ты тот монах, что расспрашивал весь город? — потребовал ответа незнакомец.

— Уходи, — ответил Изгримнур. Он потянулся за пивом, глотнул и, почувствовав себя бодрее, сделал еще глоток.

— Ты тот, что всех расспрашивал о других монахах? — снова начал незнакомец. — О высоком и невысоком?

— Может быть. А ты кто и что тебе за дело до меня? — проворчал Изгримнур, вытирая рот тьыьной стороной ладони. Сердце его щемило.

— Меня зовут Ленти, — сказал незнакомец. — Мой господин желает говорить с тобой.

— А кто твой господин?

— Неважно. Пошли. Нам пора.

Изгримнур рыгнул.

— Я не собираюсь встречаться ни с какими безымянными господами. Если ему нужно, пусть приходит сам. А теперь уходи.

Ленти наклонился к Изгримнуру, упершись в него взглядом. На подбородке у него были прыщи.

— Ты пойдешь со мной сейчас, толстый старик, если не хочешь от меня получить, — зашептал он яростно. — У меня нож.

Увесистый кулак Изгримнура заехал ему прямо в то место. где сходились брови. Ленти отлетел назад и рухнул, как будто ударенный убойным молотком. Несколько посетителей засмеялись и отвернулись, продолжая свои неприятные беседы.

Через некоторое время герцог наклонился над своей жертвой в черном и вылил ему на лицо пива.

— Вставай, парень, вставай! Я решил пойти с тобой к твоему хозяину. — Изгримнур шкодливо ухмыльнулся, увидев, как Ленти сплевывает пену. — Мне было что-то плоховато, но сейчас, благодаря святой руке Эйдона, мне стало гораздо лучше!

* * *

Телигур исчез из виду, а трое путников продолжали свой путь на запад по Прибрежной дороге, следуя ее извилистому курсу через ряд плотно застроенных городков. Сенокос был в полном разгаре, как на холмах, так и внизу, в долине. Копны торчали повсюду, как головы разбуженных людей. Мириамель слушала певучие голоса крестьян и шутливые возгласы крестьянок, бредущих через высокие травы с бутылками и кошелками с обедом для работников. Жизнь казалась простой и счастливой, о чем она не преминула сказать Динивану.

— Если вы думаете, что работу, которая начинается еще до рассвета и заканчивается к ночи, когда приходится целый день надрывать спину в полях, можно считать счастливой и простой, то вы правы, — отвечал он, щурясь от солнца. — Но отдыхать почти не приходится, а когда урожай плохой, то не хватает еды. И, — сказал он, ехидно улыбаясь, — большая часть урожая уходит на оброк господину. Но, видимо, такова воля Божия. Конечно, честная работа предпочтительнее попрошайничества или воровства, по крайней мере в глазах Матери Церкви, если не в глазах некоторых нищих и большинства воров.

— Отец Диниван! — воскликнула Мириамель, несколько шокированная. — Это звучит… Не знаю… кощунственно, наверное.

Священник засмеялся:

— Великий Боже наградил меня еретической натурой, моя леди. Следовательно, если Он сожалеет об этом даре. Он вскоре призовет меня назад к Себе и все исправит. Но мои старые учителя согласились бы с вами. Мне часто повторяли: вопросы мои свидетельствуют, что дьявольский язык болтается в моей голове. Ликтор Ранессин, когда предложил мне стать секретарем, сказал моим учителям: "Лучше пусть дьявольский язык спорит и задает вопросы, чем молчащий язык лежит в пустой голове". Некоторые из самых правильных деятелей Церкви находят, что с Ранессином трудно иметь дело. — Диниван нахмурился. — Но они ничего не понимают. Он лучший человек на свете.

Во время долгого дневного пути Кадрах позволил расстоянию между ним и его спутниками постепенно сократиться, пока, наконец, они снова не поехали почти бок о бок. Эта уступка, однако, не развязала его язык, хотя он, казалось, прислушивается к вопросам Мириамели и рассказам Динивана о землях, по которым они проезжали. Но в разговор он не вступал.

* * *

Покрытое облаками небо стало оранжевым, а солнце светило им в глаза, когда они подъезжали к городским стенам Гранис Сакрана — месту, выбранному Диниваном для ночлега. Город размещался на утесе над Прибрежной дорогой. Горы вокруг, тронутые заходящим солнцем, были сплошь увиты виноградными лозами.

К изумлению путешественников, конный отряд стражников, опрашивающий входящих, встретил их у широких ворот. Это были не местные солдаты, а облаченные в доспехи воины со знаком Золотого зимородка королевского дома Бенидривинов. Когда Диниван назвал имена: Кадрах и Малахиас, им было велено ехать дальше и переночевать в другом месте.

— Почему это? — спросил возмущенный Диниван.

Робкий стражник смог лишь упрямо повторить приказ.

— Тогда дай мне поговорить с твоим сержантом.

Появившийся сержант повторил слова своего подчиненного.

— Но почему? — спросил священник с горячностью. — Чей это приказ? Здесь что, чума или что-нибудь подобное?

— Нечто подобное, — сказал сержант, озабоченно почесывая свой длинный нос. — Это по приказу самого герцога Бенигариса, так, во всяком случае, я понимаю. У меня на приказе его печать.