Выжжено - Андреас Эшбах

Он разом понял, что он сделает. План был полностью готов, как будто его подсознание давно работало над этим, чтобы выложить в нужный момент. Он возьмёт с собой в силосохранилище этот винтовой пресс, почти пустую канистру и воронку, а там он уже знает, в какой кладовке ему никто не помешает давить масло из семечек.

Далёкое прошлое

1913

29 сентября 55-летний инженер Рудольф Дизель поднялся на борт почтового парохода «Бремен». Целью его поездки был Лондон, где он хотел принять участие в собрании «Consolidated Diesel Manufacturing Ltd».

Рудольф Дизель был известен как изобретатель мотора, названного его именем. Прошло уже шестнадцать лет с тех пор, как этот мотор был впервые с успехом запущен; уже почти пятнадцать лет он выпускался в Аугсбурге серийно. На нём уже работали теплоходы, грузовики и локомотивы.

Рудольф Дизель был гениальный мастеровой, а вот деловой хваткой не отличался. Тянувшиеся годами патентные судебные процессы высосали из него все соки и подорвали его здоровье. Тем не менее его попутчики впоследствии рассказывали, что Дизель, уходя вечером к себе в каюту, пребывал в хорошем настроении.

После этого Рудольфа Дизеля никто не видел. В ту ночь он исчез с парохода, идущего в Лондон.

10 октября команда голландского катера «Кёртсен» заметила в воде труп. Был такой сильный шторм, что поднять его на борт не удалось. Только достали из одежды утопленника несколько предметов: футляр для очков, портмоне и жестянку с таблетками. Ойген Дизель, сын изобретателя, впоследствии признал эти вещи отцовскими.

Точные обстоятельства смерти или исчезновения Рудольфа Дизеля так и не удалось выяснить. До сих пор существует подозрение, что он был убит по заданию нефтяников, только-только завоёвывающих влияние. Поскольку к тому времени Дизель как раз работал над созданием мотора, приспособленного для привода на растительном масле. После его смерти эти исследования были остановлены, и чуть ли не до конца века совершенствовался лишь мотор для дизельного топлива ископаемого происхождения.

Настоящее

Маркус вздрогнул. Что такое? Он заснул на стуле, прислонившись головой к голой стене…

О, у него всё болело. Голова кружилась. И руки затекли…

Всё ещё наполовину оглушённый, он огляделся, пытаясь сообразить. Который час? Он понятия не имел. Вот винтовой пресс, и… правильно. Масло.

Теперь, увидев перед собой следы всей этой бойни, он снова всё припомнил. На полулежали кучи подсолнечного жмыха. Мешок был наполовину пуст. А в посудине, куда он собирал отжатое масло, жидкости было всего-то на два пальца.

Он припомнил, как впал в транс, повторяя одно и то же действие: рукоятку налево, остатки наружу, новую порцию семечек внутрь, рукоятку направо, сильнее, сильнее, пока не выжмется капля или две… Тупо продолжать, приказал он себе. Не думать. Не считать. Просто давить эти семечки, не отвлекаясь ни на что.

И в какой-то момент он забыл, для чего это делает.

Он ведь не представлял себе, насколько это трудоёмко. Насколько бесплодны эти маслосодержащие плоды. Это было безнадёжно; ему понадобится миллион лет и урожай целого года только для того, чтобы наполнить бак.

А сколько образовалось отходов! Вещества, казалось, стало больше, оно покрывало весь пол.

Чу, какой-то шум. Задвижку отодвинули. Шаги. Что, неужели снова день? Неужто он провёл здесь целую ночь?

Быть того не может. Или всё-таки? Отсюда ничего не было видно, ни темноты, ни света.

Он пригнулся, суетливо начал прибирать мусор, очистки руками, поскольку ни совка, ни веника сюда не захватил, а теперь было поздно за ними идти.

Шаги приближались. Маркус замер, пытаясь усилием воли сделаться невидимым.

Дверь распахнулась. Разумеется, то была Абигейль, кто же ещё?

– Хай, Аби, – сказал Маркус и попытался улыбнуться. – Всё это выглядит хуже, чем есть на самом деле…

Она вообще его не слушала. Она лишь вытаращила глаза, потом повернулась и убежала, крича:

– Он здесь! Он здесь!

Как будто он подкарауливал её здесь с занесённым ножом.

Маркус побежал за ней, но было поздно.

Они обращались с ним грубо и бесцеремонно. Хватали его – за волосы, за руки, за ноги, за горло, кричали о запасах, на которые он посягнул. Кажется, это оказалось даже хуже, чем изнасилование, из-за которого они его разыскивали; это подогрело гнев мужчин прямо-таки до кипения. Они заломили ему руки за спину так, что затрещали суставы, связали запястья грубой верёвкой и больно затянули. Ноги связали тоже. И поволокли по грязной улице, по лужам, до самой площади перед церковью. Маркус внезапно понял, для чего был предназначен столб, врытый там. С момента своего прибытия в деревню он спрашивал себя об этом, и вот…

– Зовите преподобного! – крикнул кто-то, пока Маркуса, истерзанного и вывалянного в грязи, привязывали к столбу.

Другой крикнул:

– Будем его судить!

– Какой там суд – так разделаемся!

– Повесить его!

– Нечего тут долго рассусоливать!

Они кричали на него, били его, и мужчины, и женщины были вне себя от ярости. Они ненавидели и боялись его. Боялся и он, да, страх овладел им полностью; лёгкие его ходили ходуном, сердце колотилось, и он не мог с этим справиться.

– Да где там преподобный? – послышалось из общего крика, из этого ведьмина котла, который клокотал вокруг него.

– Ему уже сказали, сейчас придёт…

– Нечего тут долго цацкаться! Повесить его!

И снова удары. И пинки. И плевки в лицо. Он посягнул на запасы. Обрюхатить девушку, это ещё куда ни шло, изнасиловать её – ну, бывает, но посягнуть на запасы…

Боже мой! Почему он просто не ушёл в лес? Никакой медведь не мог быть хуже того, что творилось здесь…

И потом, откуда ни возьмись и всё перекрывая – знакомый голос:

– Прекратить!

То был Таггард.

Они неохотно расступились, пропуская его. Что-то натекло Маркусу в глаз, то ли плевок, то ли, может, кровь, но он почувствовал, что улыбается. Он искал взгляд своего заступника и улыбался.

Таггард не ответил на улыбку и только смотрел на него со всей серьёзностью.

– Он имеет право на порядочный суд! – крикнул он, обращаясь ко всей толпе. – Он имеет право на то, чтобы его выслушали. Он имеет право…

– Эй, Таггард! – крикнул кто-то. – Кончай выделываться!

– Вот именно. Тебе тут нечего сказать.

Таггард осмотрелся, пытаясь определить говорящего.

– Неважно, есть мне что сказать или нет, – ответил он. – Мы пока что ещё в Америке. Здесь действуют закон и право…

– Этот парень воровал! И девчонку преподобного расстелил! Что нам с ним волокититься?