Зеленые и серые - Тимоти Зан

Трасск исчез.

Взгляд упал ниже, на руки. Вот она, золотистая безделушка, почти спрятана в правой руке.

Кэролайн и ахнуть не успела, как он левой рукой вытянул трасск в короткий широкий нож. Все еще пряча лезвие, он напрягся…

— Нет! — крикнула Кэролайн.

Оттолкнув Ференцо, она рванулась вперед в отчаянной попытке перехватить руку Николоса.

Но как она почувствовала его приготовления, так и он, очевидно, почувствовал ее. Она была еще на полпути, как он развернулся на каблуках и выставил нож прямо перед собой.

Сверкающее лезвие приближалось, она смотрела только на него. Время замедлило свой ход, она отстранение размышляла о том, то неизбежно случится. Ей было уже физически не остановиться… но даже если она могла, то, скорее всего, не остановилась бы. Она вспомнила все разговоры с Сильвией: достоинство командующей и ее гордость за своих воинов, быстроту и гибкость в планировании операций, то, как серьезно она говорила о безопасности своего народа. Невзирая на все ее хитрости и увертки, Кэролайн не сомневалась, что раз Сильвия приняла информацию от Веловски, то искренне станет соблюдать мир с серыми.

Если она погибнет от ножа Николоса, этому не бывать.

Кэролайн чувствовала, как позади началась запоздалая суматоха. Ференцо попытался удержать ее. Боковым зрением она видела, как Торвальд вытянул руку в сторону Николоса, но понимала, что, даже если он успеет выбросить молот-пистолет, Сильвии не уйти с линии огня.

Она слышала, как Роджер в ужасе ахнул, понимая, что стоит слишком далеко, чтобы чем-то помочь. Он мог только наблюдать, как она умрет.

Теперь нож Николоса пошел вперед, все так же медленно, словно во сне. Давление на мозг едва заметно изменилось…

Вдруг неизвестно откуда взявшаяся рука схватила Николоса за кисть и рванула нож в сторону. Другая рука одновременно больно уперлась ей в грудь и остановила отчаянный бросок. Воздух с шумом вырвался из легких, и Кэролайн закачалась, пытаясь сохранить равновесие.

В следующее мгновение рядом оказался Роджер, схватил за руки и оттащил в безопасное место. Смаргивая неожиданные слезы, она оторвала взгляд от ножа и взглянула в лицо спасителя.

Это был Александр. На его окаменевшем лице застыло выражение недоверия, смешанного с ужасом.

— Вы что же делаете? — замогильным голосом произнес он. — Хотели убить своего?

— Она предала зеленых, — дрожащим голосом огрызнулся Николос.

— Не зеленых, — поправила Кэролайн, силясь вздохнуть. — Только вас.

— И бессмысленную войну, — заговорила Сильвия спокойным и ровным голосом, никак не отражавшим внутреннюю борьбу. — Я слышала слова вождя. Боевая готовность отменяется. — Она ловко выхватила нож из руки Николоса, сложила его в золотистую булавку и отдала Сирилу.

— Вы обрекаете нас на смерть! — выкрикнул Николос.

— Неужели? — Сильвия повернулась к Торвальду. — Один вождь серых уже показал, что хочет встать на путь мира.

— Хафдан? — зловещим тоном напомнил Торвальд.

Какое-то мгновение Хафдан стоял неподвижно, на покрасневшем лице резко выделялся белый шрам. Затем раздраженно вздохнул и поднял руку.

— Говорит Хафдан, — проворчал он. — Веем серым: отправляйтесь домой… Да, Берган, и вы с Ингваром тоже… Просто уходите. — Дождавшись подтверждения, он опустил руку.

Сильвия повернулась к Кэролайн:

— Спасибо.

Кэролайн облизнула губы.

— Вам спасибо, — прошептала она.

— Так, — выдохнул Роджер, и Кэролайн ощутила, как он собирается с мыслями. — Так тогда осталось последнее. — Он оглянулся на шеренгу спецназовцев, стоящих вдоль стеклянной стены Зимнего сада. — Сильвия, вы могли бы отвлечь их ревуном на пару секунд, но так, чтобы они не начали от испуга стрелять?

— Да, это возможно. Хотите сейчас?

— Да, пожалуйста.

Она кивнула.

— Всем приготовиться.

Отойдя как можно дальше к краю площадки, она открыла рот и издала звук, похожий на лай собачки. Кэролайн, несмотря на предупреждение, вздрогнула…

На трех ближайших пальмах словно надулись пузыри, из которых вдруг появились три фигуры и направились к ним: мужчина и две женщины, одна заметно ниже другой. Кэролайн прищурилась, вглядываясь, и с удивлением и восторгом узнала в маленькой женщине Меланту.

— Меланта! — Она подбежала к краю площадки и стала торопливо спускаться по ступенькам навстречу девочке.

Меланта радостно взвизгнула и бросилась навстречу.

Они встретились посередине первого пролета и, обнявшись, закачались на ступеньках, чуть не потеряв равновесие.

— Я так рада тебя видеть, — прошептала Кэролайн, крепко обнимая девочку. — С тобой все нормально?

— Да, — сказала Меланта Кэролайн в плечо.

Кэролайн подняла взгляд, к ней подошли взрослые.

— Извините. — Ей вдруг стало неловко, и она отпустила Меланту. — Вы, должно быть?..

— Мы родители Меланты, — сказал мужчина. — Зенас и Лорел. А извиняться не надо.

— Скорее, мы должны благодарить, — послышался сзади новый голос.

Кэролайн оглянулась. Явившись непонятно откуда, к ним спускались еще двое серых, мужчина и женщина.

— Извините, я не видела вас, — сказала она.

— Ничего, — улыбнулся серый. — Мы совсем не старались, чтобы нас заметили.

— Это Рон и Стефани, родители Джордана и Ионы, — объяснила Меланта. — Они маскировались на стене.

— Явились позлорадствовать? — Николос с яростью воззрился на семью Меланты.

— Вовсе нет, — возразил Роджер. — Они здесь для того, чтобы сделать заявление. Меланта?

Кэролайн почувствовала, как девочка собралась с духом, перед тем как обратиться к зеленым.

— Заклинатели Сирил, Александр и Николос, я заявляю, — отчетливо сказала она, — что не стану использовать дар землетряса, чтобы помочь вам в атаке на серых.

У Николоса заклокотало в горле.

— Теперь у нас уже два предателя…

— Тихо! — приказал Сирил. — Дай ей закончить.

— Я также заявляю и вам, Торвальд и Хафдан Грей, — продолжала Меланта, повернувшись к ним, — что без колебаний использую тот же дар для защиты зеленых, если на них нападут.

— Иными словами, Меланта занимает сторону мира, — сказал Роджер. — И будет использовать дар только ради поддержания мира.

— «Дитя мира», — прошептала Кэролайн, вдруг осознав иронию положения: кто бы ни назвал ее так, он попал прямо в точку.

Хафдан что-то пробормотал сквозь зубы.

— Так все уже? Можем мы, наконец, идти?