Филумана - Валентин Шатилов

«P. S. Чтобы вы с внуком ни в чем не нуждались, передаем вам немного золота. Трать сколько надо – хоть все. Понадобится еще – пусть Олежек придет, дадим. Вообще, я бы хотела его видеть хоть время от времени Может, через год-два или через три пусть заглянет к маме с папой. Тогда и решим».

Оптимистка у тебя дочь, мама. Год-два. Неужто победим всех даже и через три года?

Ой, еще одно важное забыла!

«P. P. S. Повязки у Олега с шеи, с рук и ног не снимай. Если сами сниматься не будут. Оставь – это признак княжеской власти. Он у нас тоже князь. Не знаю пока, какого княжества. Еще раз целую и люблю. Твоя дочь».

Ну, кажется, все.

Михаил вручил сыну торбу с золотом – ту, которую я уже как-то пыталась пронести к маме, да чуть не посеяла в страшном мире дымчатых привидений. Я протянула сыну свое письмо. Зацелованный и залитый материнскими слезами, Олег строго посмотрел на нас и шагнул на Землю. К бабушке.

А я осталась разгребать завалы зла здесь. И руки у меня теперь были развязаны.

* * *

– Боязно… – призналась я Михаилу и погрузила носочек сапога в чуть слышно шелестящую песчаную рябь.

Мы стояли с ним и двумя самыми доверенными нашими людьми – Никодимом да Каллистратом – на самом краю Киршаговой пустохляби, и я, несмотря на всю свою показную решительность, вдруг струсила.

Оно, конечно, я – великая героиня, которая уже прошла крым и рым, включая эту чертову пустохлябь… Ну а вдруг на этот раз и не получится? Потону, да и все. Как самая обычная антка. Еще посмертно и княжеского титула лишусь – совсем обидно!

– Адавай вместе? – неожиданно предложил супруг. – Кал-листрат, неси еще одну веревку – меня тоже привяжешь.

– Но ты ведь… Разве ты можешь? – уставилась я на него.

– А я попробую. Вспомни снова, как было, когда ты погружалась сюда в первый раз?

– Ну, меня взяли, раскачали…

– Нет, свои приготовления. Ты же как-то готовилась. Вспомни. Что-то такое особенное – ты ведь рассказывала!

– Ничего особенного. Кинули меня, да и все. Как неодушевленный предмет!

– И все-таки – было. Что-то ты про обиду свою говорила…

Вспомни!

– А, это? Да это-то при чем? Конечно, мне обидно стало, что буду битком набита песком, как чучело. А кому бы не стало обидно? Вот я и решила постараться не дышать в пустохляби… – Может, стоит решиться и теперь? Я озадаченно посмотрела на мужа. – Но я вроде и так… Тонуть-то совсем не собираюсь… – Одно – когда просто не собираешься, а другое – решиъся, противопоставить себя песку. Вот, мол, я какой!… То есть какая. Не достанусь вам – и точка!

Михаил приподнял руки, давая возможность Каллистрату туго обвязать себя веревкой вокруг пояса. Такая же веревка Была обвита вокруг моей талии. На всякий случай. Чтобы вce-таки можно было быстро вытащить меня в случае чего.

– Противопоставить? – задумчиво повторила я.

Поглядела на серебристое мерцание, уходящее вдаль под прямыми лучами полуденного солнца до самого горизонта. Представила себя – такую маленькую и беззащитную – на фоне этих бесчисленных тонн песка. И озверела. Да чего я всякой разной песчаной трухой пасую! Гаркнула: А ну, держи крепче, Никодим!

И двинулась вперед, все глубже погружаясь в податливые волны пустохляби. Которые ни за что, ну просто не в силах меня остановить! Потому что я – такая вот! А они в сравнении со мной – да просто никакие!

Когда песчинки уже начали щекотать мне горло, я вздохнула поглубже и, как пловец-ныряльщик, сама присела, зажмурившись. Погружаясь в их мягкую податливость.

И все изменилось. Будто в другой мир попала. Тихий шелест песчинок стал громким, требовательным, обступил со всех сторон. А они сами превратились в плотную, неподвижную массу. Через которую не то что идти вдаль – даже разок шагнуть было немыслимо. Будто я вдруг очутилась в чьем-то твердом кулаке. И почему обладатель кулака не сжимает его? Так, чтобы у меня позвоночник хрустнул и внутренности через горло по-леачи? – было непонятно. И необъяснимо…

Эта необъяснимая мощь была так устрашающе жестока, что я, не мешкая, распрямила колени, вырываясь обратно на воздух.

Боже, до чего же прекрасно на воздухе! Как мы не замечаем простого счастья: дышать и ни о чем не думать! Не волноваться о следующем вдохе, не беспокоиться о том, как скоро закончится кислород в легких!…

Занятая этими глубокомысленными раздумьями, я не обращала внимания на крики и возню, затеянную на берегу мужчинами. До тех пор, пока сильная мужнина рука не ухватила меня за плечо и не поволокла вон из холодного песка.

– Ты чего? – удивилась я, выбираясь вслед за ним.

– А ты чего? – испуганно злым голосом спросил он в ответ. – Мы кричим, а ты стоишь, не двигаешься! А веревка оборвалась!

– Какая веревка? А, веревка! Ну и что, если даже оборвалась?

Мы уже полностью вышли на пологий бережок Киршаговой пустохляби, и последние песчинки осыпались с нашей одежды.

– Наташенька, проснись! – обнял меня Михаил. – Мы же не могли тебя даже вытащить, раз веревка оборвалась! Которую именно для того и привязывали!

– Опять?

– Что значит – опять?

– Но ведь когда Кавустов меня пытался топить, она тоже оборвалась?

– Да? – Михаил взглянул на Никодима.

– Точно! Оборвалась! —с жаром подтвердил тот.-Я же рассказывал!…

– И что у нас с этой веревкой? – Михаил поймал хвостик вервия, болтающегося у меня на талии, пригляделся. Протянул Каллистрату.

– Чисто! – восхитился тот. – Будто бритвой обрезали!

– И тогда так же было' – авторитетно подтвердил Нико-дим, заглядывая через плечо Каллистрата. – Я, когда меня из плена освободили, – первым делом к веревке! Смотрю – обрезана…

– А? – спросил меня супруг, демонстрируя краешек веревочного хвостика.

Я только пожала плечами да показала ладони – мол, нету ничего. Ни ножа, ни остро наточенной бритвы.

– Тогда – моя очередь пробовать! – сообщил супруг, поворачиваясь к пустохляби.

– Михаил, – жалобно охнула я.. – Что, родная

Отговаривать? Глупо. Он же решил! Да и не утонет – не дам!

– Там страшно… – предупредила я на всякий случай.

– Вот как?

Он начал спускаться вниз.

Каллистрат намотал вокруг своей ладони веревку, заканчивающуюся на поясе мужа, пошире расставил ноги, крепко упираясь в берег.

Вот Михаил погрузился уже по пояс, спускаясь по пологому дну. Вот уже по плечи. Повернулся к берегу, помахал нам рукой. И, зажмурившись, присел, уходя с головой под песчаные буруны. Ну точь-в-точь, как я!