Лопухи и лебеда - Андрей Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Избу-то, избу для чего порушили? – стонет она.
– Позвольте, – выудив нужную справку, говорит тот с неприязненным спокойствием, – у вас на дворе найден пулеметный ствол. Какие могут быть вопросы? Согласно приказа сто семьдесят первого, старший работник в семье расстреливается на месте без суда. И сынка вашего пожалели по малому возрасту…
Человек в толстовке, отодвинув Наталью, сует ему бумагу:
– Товарищ Гиацинтов, я просил списки на конфискацию, а ты что дал?
Заложники, десятка полтора мужиков и несколько баб, топчутся на пятачке у паперти. Один растянулся в пыли у ограды и спит, прикрывшись локтем. Из-за спины конвоира Матрена рассказывала Крячихе:
– …С утра чегой-то блинцов захотелося, не могу прямо. А теперя небось вся тесто с чугуна повылезла…
Увидав Варвару, Крячиха всплеснула руками:
– Ты глянь, чо деется! Мужуков им мало, иродам, уж они баб под арест содють! Скоро до ребятишек доберутся…
Туда-сюда ходит Жунтяй и лихорадочно, не переставая, говорит бойцу:
– …Энто как же? Энто по справедливости? Которые по лесам бегають, вы их достать не могёте, руки коротки. А который с бабой на печке сидел, никого не трогал, он теперя отвечать должон…
Пробираясь в толпе за Крячихой, Варвара столкнулась нос к носу с Трынкой. Она вдруг хитро подмигнула Варваре и запела, поводя плечами:
На Муромской дороге
Стоя-а-ли три сосны…
Варвара оторопела.
– Загуляем, девки?
– Я гляжу, ты уж оскоромилася, – говорит Крячиха. – Малой где? Замотал меня, сатаненок…
Старшая Машка посторонилась – Кузька, прятавшийся за юбками девчонок, кинулся наутек, Варвара поймала его. Подскочила Палашка, прильнула к ней, глянула настороженно.
– Вам было дадено полчаса, срок вышел… – За столом, скрипя ремнями, поднялся бритоголовый командир. – Ни один бандит вами не выдан. Сдано добровольно: обрез – один, шашка – одна. Это, товарищи, курям на смех…
– Мужуков-то, мужуков навели! – Трынке не стоится на месте, она приплясывает. – Все бычки молодые, немятые…
Бойцы оцепления расчищали пространство у стены, отгоняя баб. Ожил взвод, томившийся в строю на припеке. Взводный в глянцевых сапогах с лихостью отдавал команды.
– …А отобрано у вас спрятанного оружия путем обыска и конфискации: винтовок – четыре, пулеметный ствол – один, патронов – триста восемьдесят штук, шесть гранат и возвратные пружины к пулемету – одиннадцать пружин…
Охрана тормошит заложников. Спавший на земле молодой мужик открыл глаза и сладко потянулся.
– …Не хочете вы, как говорится, с открытой душой итти в новую жизнь за советской властью. Что ж, как говорится, добром не хошь – поведут силой…
Печатая шаг, взвод промаршировал вперед, повернулся, разомкнулся и оказался лицом к лицу с заложниками. Их расставляли вдоль стены. Жунтяй все горячится, спорит с конвоиром, вставая на указанное место. Матрена застеснялась, не зная, куда девать руки, вздохнула, сложила на животе. Бойцы подняли винтовки.
Варвара косится по сторонам.
– Все выглядаешь… – бурчит Крячиха. – Иде он сам-то прячется?
– Кто ишо?
– Лебеда. А то кто ж!
– А я почем знаю?
– Да ладно табе таиться! Уж болтають на деревне-то…
Что-то коротко рявкнул взводный. Затрещал залп, люди у стены повалились на землю, посыпалась в дыму отбитая штукатурка.
Толпа, оцепеневшая на мгновение, взорвалась стоном. С разных концов рванулись к убитым бабы, но красноармейцы, сомкнувшись, преградили дорогу.
– Товарищи крестьяне, прошу соблюдать порядок, – перекрикивая шум, призвал бритоголовый командир. – Комиссия продолжает свою работу…
Когда бритоголовый сел, за его спиной в просвете между бойцами оцепления завиднелся конец улицы в белой пыли, дрожащий от зноя воздух. Солнце било в глаза, и Варвара различала только силуэты – жеребенка, прыгавшего через канаву, кобылы в недоуздке, мужика, который вел ее, припадая на ногу.
Она стала протискиваться к забору. Красноармейцы сновали в гуще народа, вылавливая немногочисленных мужиков. Сзади нажали, люди расступились. По проходу вели отца Еремея. Он споткнулся, малый с винтовкой поймал его за локоть, нацепил ему очки. На всю площадь заверещала Клашка, когда схватили Лобана, повисла на конвоирах, укусила одного, бойцы, разъярившись, поволокли ее вместе с мужем.
У забора красноармеец пытался привязать Чубарку, она, не даваясь, упрямо мотала мордой. Варвара заметалась – Лебеды нигде не было видно. Спустив Кузьку, Палашке наказала:
– Мотри, чтоб не убёг! Стойте тута…
И ринулась обратно в толпу.
Лебеда, заросший щетиной, с почерневшими скулами, стоя у стола, выдергивал локоть из руки конвоира:
– Не мацай, я не девка…
– В банде не был, – сообщает осипший Гришка. – Воевать у его некому, на усадьбе одне бабы…
– Его берут не как бандита, а как заложника, – наставительно, с оттенком раздражения заметил человек в толстовке, перебиравший бумаги.
– За што залог-то? Чего я вам должон?
Около чекиста плакала баба, за ней ждали своей очереди старики Лыковы с сыном Евсеем. Слышна была перепалка, потом все покрыл зычный голос бритоголового:
– Товарищи крестьяне, вы не слепые, сами видите – у Красной армии слова с делами не расходятся. Вам дается новый срок – еще полчаса. Если по истечении положенного времени вы не выдадите бандитов и не сдадите оружие, заложники будут расстреляны. Сейчас двенадцать сорок. – Командир показал часы. – Время пошло…
Варвара, поколебавшись, встала за Лычихой к чекисту.
На пятачке у паперти священник снял очки и, подняв к солнцу незрячие глаза, разговаривал с бабами. Прислонясь спиной к решетке, Лебеда неотрывно смотрел куда-то поверх голов. Варвара обернулась – там, куда был устремлен его угрюмый взгляд, Машка уводила кобылу в проулок, жеребенок совался вперед.
Над чекистом, сгорбившись, навис старик Лыков.
– Вот табе ишо один бандит, – тяжко сипит он, хватая воздух ртом. – По своей воле привели, запиши… Старшой на германской сгинул, и могилка незнамо где. Меньшого надысь схоронили. Энтот один покамест живой. Хуч в тюрьму его бери али куды хошь, а только не убивайтя, хуч одного мне оставь… Так и запиши: просю душевно вашу властю корень мой не губить подчистую…
– Или мы звери какие? – с укоризной говорит чекист. – У нас, папаша, по справедливости…
Бабочка порхала над убитыми. У Жунтяя дыра чернела на месте глаза. Матрена лежала, сцепив на животе темные корявые пальцы, из-под задравшейся юбки торчала рубаха.
– Побожися… что не омманешь! – выдавила Варвара.