Топот шахматных лошадок - Владислав Крапивин

Случилось это так.

Однажды мы сидели в комнате у Павлика. Я листал журнал «Всемирный следопыт», а Павлик решал задачу о бассейне и двух трубах, в которые втекает и вытекает вода. Задача не получалась. Павлик отчаянно грыз ручку и даже иногда вспоминал черта. Наконец он захлопнул тетрадь и сказал:

— Глупая задачка. Кому нужно наливать в бассейн воду через одну трубу, если она сразу выливается через другую. Завтра спишу у кого-нибудь. А сейчас вытаскивай перископ, Андрей.

Я не был знаком со школьными делами, но тут испытал смутное беспокойство, потому что это случалось не в первый раз. Желая скорее начать игру, Павлик часто совал в портфель тетрадь с нерешенными задачками.

— Тебе не попадет за то, что ты все время списываешь? — спросил я.

— А кто узнает? У нас в классе ябед нет, — бодро ответил он.

Но на следующий день Павлик вернулся приунывшим. По арифметике он принес две двойки: за домашнее задание и за контрольную работу. Но его огорчали не сами двойки и даже не предстоящий разговор с матерью, во время которого она могла воспользоваться ремнем для подкрепления своих слов. Павлика угнетало другое. Сегодня состоялся совет отряда, где ребята дали ему нахлобучку и назначили одну девочку подтянуть его по арифметике.

Я сочувственно поглядывал на друга. Плохо, если девчонка начнет командовать тобой.

— Она здорово вредная?

— Кто? Галка? Не знаю. Я на нее даже внимания не обращал до сих пор. Вот придет сегодня, сам увидишь.

— Может быть, еще не придет, — попытался я утешить Павлика.

Но Галя пришла. Она нерешительно остановилась у порога и поздоровалась. Я сделал вид, что не слышу, и уткнулся в журнал.

— Виделись уже, — буркнул Павлик. — Раздевайся. Брось пальто на кровать.

Галя сняла пальто и мальчишечью шапку-ушанку и подошла к столу. Это была тоненькая девочка с рыжеватыми косичками и мелкими веснушками на переносице.

— Ну, будем заниматься?

Павлик нехотя вытащил задачник и тетрадь.

Скоро Галя освоилась со своим положением репетиторши и стала даже покрикивать на Павлика.

— Ну как ты не понимаешь! — то и дело восклицала она. — Тут все просто!

Павлик пыхтел, стараясь понять решение и бросал злые взгляды на мучительницу.

Они кончили заниматься, когда совсем стемнело. Я с нетерпением ждал этого момента. Мне хотелось скорее узнать, чем кончилась встреча нашей лодки с неизвестным судном под черным флагом. Вчера мы не могли это выяснить, помешал приход Лены и Володи.

Видя, что занятия окончены, я захлопнул журнал и сказал:

— Павлик, сейчас займемся перископом, ладно?

От взгляда Павлика мне захотелось провалиться к центру Земли. Ведь я, сам того не желая, проболтался о нашей тайне при посторонней девчонке! А Галка оказалась очень любопытной. Она тут же сунулась не в свое дело:

— Какой перископ, Павлик? Покажи, а?

— Это наше дело, — хмуро ответил он.

— Ну и не надо…

— Это тайна, — поддержал я Павлика. Так я сделал вторую ошибку. Как потом выяснилось, Галя больше всего на свете любила тайны. Сейчас у нее от волнения округлились глаза и выступил румянец.

— Ой, Павличек, расскажи. Я же никому не скажу, — тихо попросила она.

— Ты все равно ничего не поймешь.

— Пойму, вот увидишь!

Она чуть не плакала. Павлик вопросительно взглянул на меня. Я непреклонно покачал головой.

— Вот и Андрейка не хочет.

Галя посмотрела на меня. Как же ей хотелось узнать нашу тайну! Но она больше ничего не сказала и, склонившись за столом, торопливо собирала свои тетрадки.

— Павлик, пусть уж… — сказал я.

Он понял.

— Дай самое-самое честное слово, что никому не скажешь, ни одной живой душе.

Галя выпрямилась.

— Честное пионерское.

Мы вытащили перископ.

— Ничего она не поймет все равно, — прошептал Павлик, — только смеяться будет.

Я чувствовал себя виноватым и молчал.

Сначала игра не клеилась. Мешало присутствие постороннего человека. Но постепенно мы забыли о Гале.

Встреченное вчера пиратское судно, спасаясь от нас, выбросилось на берег. Туда ему и дорога. Сейчас лодка пробиралась в густом подводном лесу, разыскивая португальскую каравеллу с золотым грузом, затонувшую в этих местах триста лет назад. О ней мы узнали еще на прошлой неделе, прочитав полустертую надпись на скале. Надпись эту выцарапал единственный спасшийся с каравеллы матрос. Три дня носился он на обломке мачты и наконец был выброшен на островок у южноамериканского побережья. Боясь умереть прежде, чем увидит людей и расскажет свою печальную повесть, матрос несколько дней долбил клинком камень.

Мы были уже близки к цели, когда совсем неожиданно раздался Галин голос:

— Право руля! Впереди подводные скалы!

— Где ты видишь скалы! — возмутился Павлик.

— Как где? Слева, где водоросли с красными цветами, начинается каменная гряда, видите? А правее, прямо по курсу, группа скал. Скорее, а то разобьемся!

— Право руля, — поспешно скомандовал Павлик, будто мы и впрямь могли врезаться в подводные скалы.

— Есть, капитан.

Так Галя стала участником нашей игры. Она поняла ее. Она не смеялась.

Совместными усилиями мы нашли каравеллу, но золота там не оказалось. Мы не огорчились, оно нам не было нужно. Зато капитан Кедрин в водолазном скафандре проник в каюту капитана и обнаружил в ней водонепроницаемый железный сундучок с таинственными документами. Разобраться в них мы в тот вечер не смогли. Галя вспомнила, что ей давно пора домой, была уже половина десятого.

— Можно мне будет завтра с вами еще поиграть? — спросила она перед уходом.

— Можно, конечно.

Галя стала приходить почти каждый день. Сначала она занималась с Павликом, а потом мы принимались за игру. Однажды Галя сказала нам, что до войны ее семья жила в Ленинграде и эвакуировалась в последний момент перед тем, как замкнулось кольцо блокады.

— Значит, ты была на море? — спросил Павлик.

— Была много раз, только сейчас уже плохо помню.

— Ну, все равно, расскажи.

И Галя рассказывала про хмурый Финский залив, про Ленинград, про фонтаны Петродворца.

— Только сейчас ведь все разрушено, — вздыхала она иногда.

Мы ее утешали:

— Кончится война, все восстановят.

Иногда мы засиживались часов до десяти. Галя жила в соседнем квартале, но родители ее все-таки беспокоились, что она ходит так поздно, да и самой ей было страшновато возвращаться домой. Тогда она стала приводить с собой собаку с громким именем Ричард. Это был громадный пес с висячими ушами и умной мордой. Он отличался также большой худобой, потому что в то голодное время люди не были склонны делиться с собаками хлебным пайком.