Отважное сердце - Робин Янг

Миновав копейщиков, они вышли на поляну. Дубовые и ольховые пни указывали на то, что здесь валили деревья, чтобы расчистить больше места. В центре поляны горел костер, вокруг которого стояли примерно двадцать палаток и повозки с припасами. На одной были грудой свалены сверкающая серебряная посуда, подсвечники, меха и сундуки — скорее всего, добыча, захваченная Уоллесом во время его рейда по северной Англии. Как ни старался Роберт держаться особняком, он не мог не слышать об успехах мятежников, слухи о которых достигли самых отдаленных уголков королевства.

После битвы при Стирлинге люди повсюду с благоговейным трепетом отзывались о молодом герое, который принес победу крестьянской армии над цветом английского рыцарства. О герое, который избавил их от ненавистного казначея Крессингэма и гнал могущественного лорда Суррея вплоть до самой границы. Войско Уоллеса, состоящее из пастухов, гуртовщиков и охотников, вскоре разрослось за счет свободного люда: горожан, рыцарей и оруженосцев, и даже лордов. Со смертью Эндрю Морея, скончавшегося вскоре после битвы, Уоллес превратился в единственного лидера повстанцев, и, пока его люди все еще были пьяны от крови, пролитой при Стирлинге, молодой неукротимый скотт повел свою армию в Англию.

В самом начале осени они перешли границу и вторглись в Нортумберленд, наводя ужас на жителей северных районов. Урожай горел на корню, скот беспощадно забивали, мужчин и женщин предавали мечу. Поговаривали, что насилие достигло таких масштабов, что Уоллесу и его командирам пришлось повесить нескольких собственных людей, поскольку совершенные ими преступления оказались слишком жестокими и не могли оставаться незамеченными. Но, правда это была или ложь, тысячи жителей Нортумберленда бежали на юг, оставляя на горизонте свои горящие дома и церкви, школы и пастбища. И только в середине зимы, когда выпал снег и ударил мороз, мародеры пересекли Твид в обратном направлении. К тому времени Уоллес обзавелся новым прозвищем — Уильям Завоеватель.

Спешившись с коня посреди поляны, Роберт заметил лидера повстанцев. Тот стоял возле повозки с награбленным добром. Уоллес на целую голову возвышался над обступившими его мужчинами, благородными дворянами, судя по их одежде. Он выглядел неуместно в простой шерстяной тунике, надетой поверх доспехов, посреди изысканных накидок, начищенных кольчуг и расшитых золотом ножен. Они о чем-то оживленно спорили, но, когда один из лучников подошел к Уоллесу, глаза того моментально отыскали Роберта. С непроницаемым выражением лица мятежник окинул его холодным взглядом, после чего кивнул лучнику и заговорил с лысым мужчиной, в котором Роберт узнал его кузена Адама. Брюс почувствовал, как в груди у него вспыхнул гнев после того, как Уоллес отвернулся, даже не соизволив поприветствовать его, но тут из толпы вынырнула знакомая фигура.

К нему подошел Джеймс Стюарт.

— Сэр Роберт.

Роберт машинально поздоровался с сенешалем, глядя вслед Уоллесу.

Пока люди Роберта спешивались и распрягали коней, Джеймс знаком пригласил его следовать за собой. Отойдя на несколько шагов и убедившись, что их никто не слышит, сенешаль заговорил:

— Боюсь, мы дурно расстались в Ирвине. Надеюсь, вы верите, что я ни при каких условиях не согласился бы на предложение Генри Перси отдать в заложники вашу дочь.

По лицу сенешаля Роберт понял, что тот не лжет.

— Со своей стороны, должен выразить сожаление, что все так обернулось.

— Но теперь это в прошлом. Я рад, что ты приехал, Роберт. — Джеймс собрался добавить еще что-то, но их разговор прервало появление чьей-то внушительной фигуры. Это оказался епископ Глазго.

— Сэр Роберт, — коротко приветствовал его Вишарт.

— Я слышал, вы попали в плен, ваше преосвященство, — с удивлением ответил Роберт, настороженно глядя на священника.

— Так оно и было, но, к счастью, недолго. Я обратился к архиепископу Винчелси с просьбой об освобождении, и он, хвала Господу, отдал соответствующее распоряжение. Сомневаюсь, правда, что удача оказалась бы столь благосклонна ко мне, будь король Эдуард на месте, но он отбыл во Фландрию и при его дворе царила неразбериха. Архиепископ Кентерберийский счел мое заключение посягательством на свободы Церкви.

— А лорд Дуглас?

Сенешаль и епископ обменялись взглядами.

— Лорд Дуглас был взят под стражу и помещен в Тауэр, — ответил Вишарт. — Перед тем, как покинуть Лондон, до меня дошли слухи, что он там и скончался. Слухи оказались правдивыми, поскольку его земли были пожалованы Роберту Клиффорду.

Роберт вспомнил леди Дуглас и ее храброго юного сына Джеймса.

— Еще один павший воин Господа, — угрюмо продолжал Вишарт. — Тем не менее, невзирая на наши потери, восстание продолжается. Мы слышали о ваших успехах на западе — об освобождении Эйра и Ирвина.

Эти слова можно было бы расценить как похвалу, если бы не сухой и почти враждебный тон, каким они были произнесены.

— Эта победа, — признал Роберт, — ничто в сравнении с теми успехами, которых добился Уоллес.

Вишарт проворчал что-то нечленораздельное в знак согласия.

— Да, действительно, мастер Уоллес и стал причиной того, что мы собрались здесь. Он вполне заслужил те почести, которых будет удостоен завтра.

— Почести? — переспросил Роберт, вопросительно глядя на Джеймса.

— Он будет избран местоблюстителем и хранителем Шотландии, — пояснил епископ.

Роберт во все глаза уставился на него.

— До тех пор, пока на трон не взойдет законный король, — поспешно вставил сенешаль.

— Шотландии защитник нужен более, нежели король, — заметил Вишарт, метнув на Джеймса многозначительный взгляд. — Уильям Уоллес завтра станет хранителем Шотландии и, если будет на то воля Господа, приведет нас к победе. Нам известно, что король Эдуард собирает огромную армию. Так что вскоре для всех нас наступит судный день.

Получив подтверждение тому, что война стала неизбежной, Роберт переключился на те последствия, которые будет иметь лично для него избрание Уоллеса хранителем. Но, прежде чем он успел прийти к какому-либо выводу, к ним подошел его брат.

— Нашего полку прибыло, — натянуто пошутил Эдвард, кивая на деревья.

Роберт обернулся и увидел, как на поляну въезжает еще одна группа всадников. Он мгновенно узнал двух мужчин, возглавлявших процессию. Одному из них, в волосах которого серебрилась седина, перевалило за пятьдесят, а второй был его ровесником. У обоих были вытянутые, бледные лица, оба вырядились в черное, а на красном поле их щитов красовались три белых снопа пшеницы. Роберт молча смотрел на них, чувствуя, как давняя ненависть вспыхнула в нем с новой силой.

— Мне говорили, что Рыжий Комин и его сын попали в плен под Данбаром, — пробормотал он.

— Король Эдуард освободил их после того, как они пообещали ему свою помощь в подавлении восстания, — ответил Вишарт. — Они находились с армией Джона де Варенна в Стирлинге, но после победы Уильяма ускользнули от него, когда он спешно отступал к границе, и перешли на нашу сторону.