Приключения Кавалера и Клея - Майкл Чабон

— Нет, не читал. А ты читал?

— Пытался. Но у меня от нее живот заболел.

— А хоть кто-нибудь ее прочел?

— Эстес Кефовер ее прочел. Никому еще повестка не пришла?

Теперь, согласно слухам, сенат Соединенных Штатов всерьез брался за дело. Сенатор Кефовер из Теннесси и его подкомитет по детской преступности твердо вознамерились провести официальное расследование на предмет шокирующих обвинений, выдвинутых доктором Вертхамом в его книге: что чтение комиксов напрямую ведет к антиобщественному поведению, пристрастию к наркотикам, половым извращениям, даже изнасилованиям и убийствам.

— Может статься, тот парень как раз повестку и получил. Тот парень в Эмпайр-стейт-билдинг. Потому ему и охота оттуда спрыгнуть.

— А знаете, кто мне только что в голову пришел? То есть, если это не розыгрыш. Черт, да даже если розыгрыш. На самом деле, если это и правда он, то это как пить дать розыгрыш.

— Тут тебе что, игровое шоу? Ты о ком?

— О Джо Кавалере.

— Да, точно, Дню Кавалер! Я как раз о нем и подумал.

— Джо Кавалер! А что вообще с этим парнем стряслось?

— Я слышал, он в Канаде. Кто-то его там видел.

— Морт Мескин видел его у Ниагарского водопада.

— А я слышал, что в Квебеке.

— А я слышал, что его видел Морт Сегал, а не Мескин. Он там медовый месяц проводил.

— Джо Кавалер мне всегда нравился.

— И художник был потрясающий.

Полдюжины людей комиксов, собравшиеся за столом в задней части «Эксцельсиора» в это конкретное утро со своими рогаликами, яйцами в мешочек и дымящимся черным кофе в чашках с красной полоской на ободке — Стэн Ли, Фрэнк Панталеоне, Гил Кейн, Боб Пауэлл, Марти Голд и Джули Гловски, — дружно согласились, что до войны Джо Кавалер был один из лучших в профессии. Они также сошлись на том, что обращение, которому Джо и его партнер подвергались со стороны владельцев «Эмпайр», было весьма прискорбным, хотя едва ли уникальным. Практически все присутствующие могли представить оригинальный рассказ на предмет странного и эксцентричного поведения со стороны Джо Кавалера. Однако, просуммированные, эти рассказы никак не предвещали ни для одного из собеседников чего-то столь опрометчивого и отчаянного, как смертельный прыжок с крыши Эмпайр-стейт-билдинг.

— А как насчет этого его старого партнера? — спросил Ли. — Я тут третьего дня на него наткнулся. Вид у него был чертовски унылый.

— Ты про Сэмми Клея?

— Я не очень хорошо его знаю. Хотя мы всегда были друг к другу доброжелательны. Он никогда у нас не работал, хотя…

— Хотя он работал во всех прочих местах.

— Так или иначе, этот парень что-то совсем кисло смотрелся. И едва мне кивнул.

— Несчастный человек, — сказал Гловски. — Бедный старина Сэм. Не очень ему радостно там, в «Фараоне». — Сам Гловски рисовал крутой материал под названием «Гранитный Мак» для фараоновского «Медного кулака».

— Если по правде, он нигде не счастлив, — сказал Панталеоне, и все согласились. Все они более-менее знали историю Сэмми. Он вернулся к занятию комиксами в 1947 году, сплошь покрытый неудачами во всем, за что он только ни брался. Первым поражением Сэмми стала рекламная игра в компании «Бернс, Баггот и Де Винтер». Он успел уволиться как раз перед тем, как у него собрались попросить заявление об уходе. После этого Сэмми пытался пробовать что-то сам по себе. Когда его собственное рекламное агентство тихо и незаметно скончалось, Сэмми нашел себе работу в журнальном бизнесе, продавая славно исследованную ложь в «Правду» и «Янки». Ему также удалось продать один чудесный короткий рассказ в «Коллиерс» — про поход молодого парнишки-калеки со своим силачом-отцом в парную баню еще до войны. Однако затем Сэмми осел в глубокую и узкую колею третьесортных журнальных издательств и того, что осталось от некогда могущественной бульварной литературы.

Все это время ему поступали предложения от старых друзей по комиксам (некоторые из них прямо сейчас сидели за столиком в задней части «Эксцельсиора»), от которых Сэмми всегда отказывался. Он считал себя эпическим романистом — и, хотя его литературная карьера продвигалась не так быстро, как бы ему хотелось, по крайней мере, он был уверен, что движется вперед, а не назад. Всем, кто желал его слушать, и даже на тогда еще свежей могиле своей матушки Сэмми клялся, что никогда не вернется к комиксам. Каждому, кто приходил в гости к Клеям, показывали тот или иной фрагмент наброска его аморфной и весьма запутанной книги. Одно время Сэмми писал статьи по пситтакозу и пруститу для «Птицевода» и «Самоцвета и стакана». Он также пробовал свое перо в промышленной сфере и даже написал целый каталог для компании, торгующей семенами. Оплата была, как правило, ничтожной, часы длинными, а кроме того, Сэмми находился на милости редакторов, чья ожесточенность, как говорил сам Сэмми, заставляла Джорджа Дизи казаться Диной Дурбин. Затем, в один прекрасный день, Сэмми прослышал о вакантном месте редактора в «Голдстаре», ныне позабытом издательстве комиксов на Лафайет-стрит. Ассортимент там был паршивым и вторичным, тиражи низкими, а оплата далекой от желательной, зато этот пост, если бы Сэмми его принял, по крайней мере дал ему какую-то власть и пространство для маневра. В организованную Сэмми школу для будущих журналистов записались всего три ученика, один из которых жил в Гвадалахаре, что в Мексике, и по-английски почти не говорил. У Сэмми были неоплаченные счета, долги и семья. И, когда подвернулась работа в «Голдстаре», он наконец выбросил полотенце на предмет старой мечты типа «бабочка из гусеницы».

— Да, ты прав, — сказал Кейн. — Он никогда и нигде не был счастлив.

Боб Пауэлл подался вперед и понизил голос.

— Я всегда думал, что он вроде как… ну, сами знаете…

— Должен с этим согласиться, — сказал Голд. — Был у него этот пунктик с закадычными дружками. Вроде как навязчивость, верно? Вы замечали? Он берется за персонаж, и первое, что он в любом случае делает, это дает тому парню маленького дружка. Когда он вернулся в бизнес, он был в «Голдстаре» и делал там «Призрачного Жеребца». Р-раз — и Жеребец уже болтается с этим пацаном, не помню, как там его звали. Какой-то Бак.

— Бак Голяк.

— Бак Олененок. Ребенок с пращой. Дальше Сэм идет в «Олимпик», и Дровосек тут же получает Колобаху. А Ректификатор — Малыша Мака, мальчика-усилителя.

— Ректификатор уже сам по себе звучит как намек на что-то ректальное…

— Потом он идет в «Фараон», и там вдруг у Аргонавта Ясон образуется. А у Одинокого Волка — Недопесок. Проклятье, он даже Одинокому Волку умудрился закадычного дружка организовать!

— Ну да, — сказал Ли, — но разве Сэм Клей всем здесь в свое время работу не давал? — Он взглянул на Марти Голда. — Знаешь, Голд, ведь он много лет был тебе предан. И ведь один бог знает, почему.

— Эй, заткнитесь-ка насчет Клея, — сказал Кейн. — Он как раз в двери входит.