Дорога шамана - Робин Хобб

Когда мы вновь вышли на холод, тусклый серый свет уже почти разогнал сумрак ночи. Сначала нам предстоял тест по военной истории — вся доска в классе была заполнена вопросами, написанными косым почерком капитана Инфала.

— Уберите учебники и приступайте. Я соберу работы, как только закончится урок, — такими словами приветствовал нас капитан. — И никаких разговоров.

Экзамены начались. Я вытащил лист бумаги и принялся писать. Мне было очень нелегко сдерживать волнение, но я старался не торопиться и отвечать хоть что-нибудь на каждый вопрос. Получалось вроде бы неплохо. Кроме того, я оставлял место после каждого ответа, чтобы потом, если останется время, была возможность что-нибудь добавить. Я изо всех сил напрягал память, сражаясь с датами и последовательностью морских сражений, и писал до тех пор, пока не заболели пальцы, а ручка не начала скользить. Неожиданно капитан Инфал сообщил:

— Вот и все, кадеты. Заканчивайте последнее предложение и ставьте точку. Листы с ответами оставьте на столе. Я соберу их сам. Все свободны.

Тест закончился. Мы вышли на улицу. Стало немного теплее, но слабое зимнее солнце не сумело растопить лед на дорожках. Чем ближе мы подходили к реке, тем сильнее становился обжигающий ветер. Обветшавшее здание, в котором мы занимались математикой, потрескивало от мороза. В каждом классе имелись печи, топившиеся углем, но идущее от них тепло распространялось всего на несколько футов от их угрюмых железных животов. Мы заняли свои обычные места, Горд с одной стороны от Спинка, я — с другой. Капитан Раск подождал, пока мы рассядемся, подошел к доске и начал писать условие первой задачи.

— Можете начинать, — сказал он.

Я ободряюще улыбнулся Спинку, но не думаю, что он это заметил. Нос Спинка покраснел от холода, а лицо побледнело и осунулось от усталости и тревоги.

Первую задачу Раск взял из примеров, приведенных в учебнике. Я мог бы сразу дать ответ, но он требовал, чтобы все действия были записаны. Я работал спокойно и сосредоточенно, последовательно решая каждую задачу, по мере того как он писал ее условия на доске, и благословляя отца за то, что он так хорошо подготовил меня к учебе.

Это произошло примерно в середине экзамена. Я услышал негромкий треск, и Горд тут же поднял руку. Раск вздохнул.

— Слушаю, кадет?

— Я сломал карандаш, сэр. Могу я взять у кого-нибудь запасной?

Раск поджал губы.

— Хороший солдат всегда должен быть готов к неожиданностям. Нельзя рассчитывать на своих товарищей, хотя вы обязаны делать все, чтобы они могли на вас положиться. У кого-нибудь есть запасной карандаш для кадета Лэдинга?

Спинк поднял руку.

— У меня есть, сэр.

— Тогда одолжи его, кадет. Пожалуйста, продолжайте работу.

Горд потянулся, чтобы взять у Спинка карандаш, но при этом задел своим большим животом край стола, и все его бумаги полетели на пол. Спинк наклонился, собрал листы и протянул их Горду вместе с запасным карандашом. Краем глаза я наблюдал за ними, но не смог бы сказать наверняка, отдал ли Спинк все листы, принадлежавшие Горду, или нет.

Капитан Раск ничего не сказал. Он продолжал медленно мерить шагами класс. Многие из нас тихо застонали, когда он объявил: «Заканчивайте», — и быстро стер с доски все условия.

Затем Раск принялся писать новые задачи. А я сидел парализованный охватившими меня сомнениями. Нет, задачи были вполне мне по силам, меня мучили совсем другие вопросы. Неужели Спинк и Горд пошли на обман? А вдруг это всего лишь совпадение? Или же они спланировали все с самого начала?

И что делать мне? Быть может, следует поднять руку и сказать капитану Раску, что, возможно, мои друзья пошли на обман? А если я ошибся? Тогда я приговорю девять человек — весь мой дозор — к исключению из Академии. И мы с позором отправимся по домам всего лишь из-за подозрений. На меня накатила волна презрения и ненависти к Тристу. А тот знай себе старательно писал, не поднимая головы. Если бы не он, мне бы и в голову не пришло, что Горд или Спинк способны на подлог. Я не мог пошевелиться и сидел, как каменное изваяние, пока капитан Раск не спросил:

— Кадет Бурвиль? Ты уже закончил?

Его слова вывели меня из оцепенения, и я ответил:

— Нет, сэр.

И вновь взялся за работу. Несмотря на заминку, которая, как мне показалось, длилась целую вечность, а на самом деле заняла не более минуты, я завершил работу еще до истечения часа, и у меня осталось время все проверить. Мне даже удалось найти и исправить несколько ошибок, допущенных из-за нервозности. Тем не менее, когда капитан Раск объявил: «Время! Передайте свои листы кадету, сидящему справа. Кадеты из крайнего ряда принесите стопку работ мне», — я чувствовал себя отвратительно, словно мне не удалось решить ни одной задачи.

Я старался не смотреть по сторонам, пока мы маршировали на следующий тест. Некоторые мои товарищи перешептывались относительно двух самых трудных задач, но Спинк и Горд молчали. Несмотря на холод, я чувствовал, как по моей спине стекают струйка пота.

Экзамен по варнийскому прошел как в тумане. Нам дали перевести на родной язык отрывок из варнийского текста, посвященный стратегии каваллы. Затем мы должны были накропать небольшой очерк о том, как ухаживать за лошадьми. Я сдал свою писанину с ощущением, что все сделал вполне прилично. Хитрость состояла в том, чтобы использовать только те формы слов, в которых ты полностью уверен.

Далее нам предстоял ленч. Но прежде мы вернулись в Карнестон-Хаус, чтобы взять книги, которые могли бы понадобиться на следующих тестах, а оттуда сразу же отправились в столовую. Я ни с кем не перекинулся ни единым словом. Однако никто не обратил внимания на мое молчание. Все были озабочены уже написанными, а также предстоящими тестами. Если кто-то и заметил, что произошло между Спинком и Гордом, то предпочитал держать свое мнение при себе. Повара приготовили для нас горячий и наваристый фасолевый суп с кусками жирной ветчины и свежим хлебом. На сей раз их стряпня издавала гораздо более приятный запах, нежели обычно, но я едва попробовал аппетитное блюдо.

Настроение у Спинка заметно улучшилось, словно он уже одолел самого страшного демона и оставшиеся трудности его не пугали. Я старался не смотреть ему в глаза, опасаясь того, что могу в них прочесть. Неужели мой лучший друг забыл о чести и пошел на обман? И тут же мне в голову закралась предательская мысль: а ведь это вовсе и неплохо, поскольку иначе нас всех могли бы отчислить из Академии. Так оправдывает цель средства или нет? Быть может, угроза отчисления, как и предполагал Трист, лишь жестокий способ проверки нашей готовности прийти на помощь товарищу? И нам надлежит уметь не только усваивать разные науки, но и выручать друг друга? А потом я вспомнил слова Раска, произнесенные им, когда Горд попросил карандаш: солдату не следует постоянно рассчитывать на своих товарищей, но он должен позаботиться о том, чтобы они могли положиться на него, — может быть, в них таился скрытый смысл?