Вторая гробница - Филипп Ванденберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но кошка даже не пошевелилась.
– Ты, наверное, слишком гордая. Ну хорошо. Если твоя гордость сильнее твоего голода, значит, будешь страдать.
Уже давно перевалило за полночь, у Картера слипались глаза, а большая белая кошка так и не притронулась к рыбе. Постепенно комнату заполнил неприятный кисловатый запах, который исходил от селедки. Говард слишком устал, чтобы закончить письмо. Он встал, сложил листок вдвое и сунул его в ящик стола.
– Нет так нет, – неохотно проворчал он и поставил миску у двери. Но Бастет уже давно погрузилась в глубокий сон.
В предрассветных сумерках в дверь постучали:
– Картер-эфенди, Сайед принес важные новости. Картер-эфенди!
Заспанный Говард открыл дверь и увидел Сайеда с кожаной сумкой на шее. Египтянин подбородком сделал знак, чтобы Говард достал из сумки конверт.
– Телеграмма из Англии, Картер-эфенди! Пришла вчера, было уже темно, – невнятно, глотая ртом воздух, сообщил Саейд.
– Ничего страшного! – Картер разорвал конверт. Его сестра Эмми сообщала о смерти матери.
– Наверное, что-то неприятное, – сказал Сайед и с любопытством посмотрел на Картера.
Говард пожал плечами, отвел взгляд в сторону и без особых эмоций, почти безразлично ответил:
– Моя мать умерла.
– О, это сильно опечалит эфенди.
– Да, Сайед, – ответил Картер, – хотя мне хотелось бы иметь мать получше, которая бы хоть немного любила меня, которая бы постаралась сделать так» чтобы я чувствовал, что одиннадцатый ребенок такой же желанный в семье, как и остальные.
– Мне очень жаль, Картер-эфенди. Но если бы можно было выбирать себе матерей, то были бы матери, у которых тысяча детей, и те, у которых нет ни одного.
Говард не мог не рассмеяться.
– Ты, несомненно, прав, Сайед.
– Сколько лет было вашей матери?
– Восемьдесят пять.
– До такого возраста можно дожить только милостью Аллаха, Картер-эфенди!
– Нет, Сайед, так бывает не всегда. Моя мать жила в другой реальности, она все время думала о своем муже, моем отце. Но он умер почти тридцать лет назад.
– Я понимаю, – с сочувствием ответил Сайед.
Картер задумчиво кивнул, потом спросил, будто одним махом вычеркнул только что полученную новость из памяти:
– Ты же выпьешь со мной чашку чая?
– Охотно, Картер-эфенди, если вы готовы подносить чашку к моему рту.
– Как-нибудь справимся.
Пока Картер заваривал чай и выкладывал на стол овечий сыр, повидло и лепешки, он все время говорил, не глядя на Сайеда:
– Я должен сообщить тебе новость, которая опечалила меня больше, чем смерть матери. Я прекращаю раскопки в Долине царей. Как там будет дальше, я не знаю. – Говард вздохнул.
– Но вам не стоит этого делать, Картер-эфенди. Нельзя сдаваться. Разве вы сами не утверждали, что уже почти у цели?
– Да, я утверждал, но, видимо, ошибался. Нужно признать, что лорд Карнарвон был прав, когда сказал, что последние пятнадцать лет из-за меня одни расходы.
Говард подносил чашку ко рту Сайеда, кормил его как ребенка и говорил:
– Я был бы очень благодарен, если бы ты отнес одно письмо. Но ты должен вручить его лично адресату. Понял?
– Понял, – ответил Саейд и проглотил кусочек лепешки. – Картер-эфенди влюбился.
Говард вздрогнул и вопросительно взглянул на египтянина.
– Откуда ты это знаешь?
– Просто догадался. Картер-эфенди так всегда говорит. Как ее зовут и где она живет?
– Ее зовут Эвелин, она – дочь лорда Карнарвона. Их семья живет в отеле «Уинтер пэлэс».
Сайед кивнул.
– Будет сделано. Картер-эфенди может на меня положиться.
Преисполненный любви, Говард бережно вынул письмо из ящика, еще раз пробежал глазами строчки, которые писал всю прошедшую ночь, и поставил подпись. Потом он вложил листок в конверт и бросил его в кожаную сумку Сайеда.
Едва Сайед отправился в путь, как тут же на лошади прискакал лорд Карнарвон.
Его светлость похвально отозвался о новом доме и тут же добавил:
– Жаль, что нам так и не удастся пожить вместе в этом доме. Но как я уже вчера говорил…
– Давайте без обиняков, милорд, я не в обиде на вас за то, что вы потеряли интерес к раскопкам. Мне не очень везет в этом деле.
– Нам обоим не повезло, мистер Картер. В мои планы не входила Первая мировая война. Конечно, Англия победила в ней, но какой ценой! Английский фунт сейчас дешевеет. Мы пытаемся противостоять сильной инфляции. На прислугу в замке Хайклер уходят огромные суммы. Мои поиски Тутанхамона на сегодняшний день принесли мне расходы более пятидесяти тысяч фунтов. Пятьдесят тысяч фунтов, Картер! Вы себе представляете, какое Дело можно было начать на эти деньги?
Картер не проронил ни слова. Ему было стыдно. Стыдно, хотя он и не тратил деньги лорда безрассудно и легкомысленно. Он всего лишь верил в то, чего, видимо, не существовала Верить – значит надеяться, но надежды Говарда рухнули, как карточный домик.
– Поэтому я прошу вас, – снова заговорил Карнарвон, – прекратить раскопки сегодня же. В ближайшие дни я откажусь от финансирования через провинциальный банк в Луксоре.
Едва лорд сказал об этом, как через комнату пронеслась какая-то тень и послышалось ужасное шипение. Лорд Карнарвон, которой был не робкого десятка, испугался и озадаченно спросил:
– У вас здесь водятся привидения, мистер Картер?
Говард взглянул на дверь, за которой исчезла тень, и ответил:
– Это была Бастет, богиня этого дома. Что-то не понравилось ей в ваших словах. Вообще-то, она очень дружелюбная.
– Да-да, – неуверенно произнес лорд и тоже повернулся к двери, – богиня вашего дома. Я не хотел бы знакомиться с ней поближе, мистер Картер, но думаю, что вам не повредит некоторое время пожить в Англии.
Тут Говард замахал руками и взволнованно воскликнул:
– Только не это! Англия больше не для меня. Я живу здесь и здесь же умру. Я чем-нибудь заработаю себе на пропитание, милорд!
Лорд Карнарвон поморщился от такого «патриотизма» и возмущенно ответил:
– Мистер Картер, не у каждого есть возможность жить в Англии. Это честь, почти как дворянский титул от его величества короля. Каждый англичанин гордится своим происхождением. Вы должны понимать этот факт.
Говард пожал плечами и равнодушно сказал:
– Ну хорошо, милорд, если хотите, пусть будет так. Но что мне до этого дворянского титула, если я не знаю, чем завтра заработать на жизнь? Позвольте заметить, мне больше по душе быть сытым, чем дворянином.