«Священные войны» Византии - Алексей Величко

И в данном случае св. Константин IV проводил ту же политику, что и его предшественники. Для умиротворения Церкви, для обеспечения истины и торжества православного вероисповедания император был готов пожертвовать самым близким и дорогим. Далеко не спонтанно, отдавая отчет своим словам, он пообещал папе Агафону (678—681) анафематствовать даже собственного отца, императора Константа II, если выяснится, что тот что-то изменил в вере[908]. Но скажем, немного забегая вперед, что до этого дело, конечно, не дошло.

Святой Константин IV являлся глубоко православным человеком, однако это утверждение справедливо и в отношении его царственного отца, волей обстоятельств вынужденного отказаться от соборного обсуждения существа вопроса и склонившегося к временному компромиссу. В ситуации, когда никто наперед не мог сказать, на чьей стороне истина, очень многое решали внешне субъективные факторы: личность спорящих, обстоятельства времени, симпатии и антипатии, сила характера самих василевсов, их возраст и т.п. И если сегодня мы не умеем замечать эти аспекты и давать им верную оценку, то современники царей были куда более внимательными, отдавая «должное должному».

В защиту Константа II достаточно привести тот факт, что к началу VI Вселенского Собора монофелитство как ересь почти изжило себя на Востоке и имело некоторых сторонников только в Антиохии. Константинопольский патриарх Георгий (679—686) хотя и сочувствовал монофелитству, но ясно осознавал его прошлость. Таким образом, в целом царь оказался правым: Церковь действительно переборола внутри себя эту ересь, и оставалось лишь публично засвидетельствовать кончину лжеучения.

Конечно, невмешательство императора св. Константина IV в существо прений вовсе не означало полного вероисповедального индифферентизма царя. Сам по себе факт обращения к Римскому епископу с предложением обсудить спорные догматы уже значил очень многое для опытных людей и позволял без труда понять, к какой вероисповедальной формуле император более расположен.

Папа Агафон с энтузиазмом принял предложение императора, прекрасно понимая и одобряя его позицию, а также отдавая должное тактичности царя. Надо полагать, что если бы у апостолика возникли сомнения в православности взглядов св. Константина IV, он мог вообще отказаться от обсуждения данного вопроса. Ссылаясь, например, по образцу некоторых своих предшественников, на то, что вопрос по существу уже решен в Риме, и Константинополю достаточно просто подписаться под той формулой, которая была распространена на Западе. Эта ситуация совсем не кажется вымышленной или искусственно надуманной, если мы вспомним обстоятельства, при которых проходили III и IV Вселенские Соборы, и позицию римских легатов.

Но, повторимся, в те дни никто не мог гарантированно сказать, чем закончатся богословские дебаты. Поскольку предыдущие события создали впечатление, будто бы весь Восток заражен монофелитством и пребывает в ереси, папа решил усилить свою позицию и продемонстрировать восточным архиереям единую, дружную и выверенную позицию всего Запада.

В 680 г. он с разрешения императора созвал на Собор в Риме всех западных епископов, включая архиереев из лангобардов, франков, славян, готов, бретонцев – всего 125 архипастырей[909]. Поэтому под его посланием Константину IV значатся подписи Ювеналия, епископа Албанского, Адеодата, епископа Галльского, Кириака, епископа Поленского из Истрии, и других Истрийских архиереев – Андрея Вейентанского, Бенената Опитергийского, Урсиниана, епископа Падуанского, и других «варварских» епископов[910].

Вместе с тем папа не собирался зримо сдавать свои позиции, и созванный им Собор анафематствовал всех «сомнительных» Константинопольских патриархов (Сергия, Павла, Петра, Пирра), а заодно и Александрийского патриарха Кира, реципировав определения Латеранского собора папы св. Мартина. После этого определился состав делегации в Константинополь. Непосредственно апостолика представляли его легаты пресвитеры Феодор и Георгий, а также диакон Иоанн. Помимо них на Собор прибыли и представители западного епископата – итальянские архиереи Абундаций Патернский, Иоанн из Реджио и Иоанн из Порта Римского. Наконец, завершали делегацию, насчитывающую 10 персон, пресвитер Феодор, представитель Равеннской церкви, и четыре греческих монаха из итальянских обителей.

По-видимому, первоначально у императора не было намерения созвать именно Вселенский Собор – в его послании папе речь шла о некой «конференции» Римского епископа и Константинопольского патриарха. Но, когда 7 ноября 680 г. епископы собрались в зале царского дворца, именуемой «Труллой», выяснилось, что вся Кафолическая Церковь представлена на этом собрании. И участники торжественно именовали себя «Вселенским Собором». Как это нередко случалось ранее, число Отцов Собора не оставалось неизменным и постоянно возрастало: к концу работы Собора их насчитывалось 174 человека. Первые 12 заседаний Собора проходили под председательством самого царя св. Константина IV, уделившего вопросу церковного раскола много времени. И, очевидно, благодаря позиции царя Собор в буквальном смысле этого слова явил собой замечательный образец «соборной» мысли[911].

Уже на первых заседаниях Собора, на которых началось исследование дела, наглядно обнаружилось монофелитство Антиохийского патриарха Макария (653—680). Но и он, обратившись с просьбой к царю, получил возможность представить доказательства истинности своей позиции[912]. Однако когда антиохиец и его сторонники представили списки свидетельств (всего три документа), римские легаты дружно заявили, что списки – подложны (в частности, письмо Константинопольского патриарха Мина папе Вигилию), и попросили принести из патриаршей библиотеки подлинные источники[913].

Не желая насиловать волю присутствовавших Отцов, император предоставил перерыв на 2 месяца, в течение которых участники изучали представленные свидетельства Учителей и Отцов Церкви. Лишь 7 марта 681 г. Собор вновь собрался на очередное официальное заседание. В последующих затем прениях о том, насколько истинны представленные списки со святоотеческих трудов, авторитет Римской церкви вновь решил дело, и опять не без помощи царя.

Император напрямую спросил Георгия, Константинопольского патриарха, и Макария, Антиохийского архиерея, насколько те согласны с определениями Римского собора папы Агафона. Вслед за патриархом Георгием один за другим восточные епископы начали заявлять о своем согласии с оросом того собрания. Но тут Собор «споткнулся» на епископе Мелитинском Феодосии, который предложил прочесть монофелитскую грамоту, составленную в ближнем окружении патриарха Макария. Однако остальные антиохийцы, не желая разделять обвинения в ереси, выступили и заявили, будто грамота, на которую ссылается Мелитинский епископ, составлена без их участия, а сами они исповедуют веру православно, как папа Агафон и Римский собор.